Стюарт Вудс - Возмездие

Энда Маколиф зашел в свою контору, повесил плащ и тяжело плюхнулся на новый диван. Он не переставал недоумевать, как его угораздило вляпаться в эту историю… Энда встал, открыл новый сейф, вынул папку и снова прочитал бумагу. Он не желал ничего об этом знать! Если бы у него возникло хоть малейшее подозрение насчет того, что случилось бог знает сколько лет назад, он никогда бы не стал связываться, но теперь он знал почти все, а подозревал еще больше. Энда долго смотрел на конверт, лежавший в сейфе. На нем стояла подпись Бо, выступившего в роли свидетеля. Энда с трудом удержался от того, чтобы разорвать конверт и прочитать вложенные в него бумаги.

Он знал, что Хауэлл тоже напал на след. Отец Гарри рассказал Энде о своем приходе к Хауэллу и о вопросах, которые задавал журналист. Маколиф прочел старику нотацию и надеялся, что теперь отец Гарри не будет попусту молоть языком. А главное, ведь это он, Энда, первым заронил подозрение в душу Хауэлла. Какую же он сморозил глупость, сколько вреда причинил!.. Но он тогда ничего не знал… Ему хотелось лишь досадить Эрику Сазерленду, пощекотать ему нервишки. Если бы он знал!.. Если бы Сазерленд раньше открыл ему правду!

Энда чувствовал, что обратно в бутылку, джина уже не загнать. Но вдруг можно хоть немного уменьшить нанесенный вред? Маколиф полагал, что больше ничего поделать нельзя.

Хауэлл страшно нервничал. Уже наступило девятое число, и на следующее утро в половине четвертого должен был прибыть самолет Бо Скалли, а ничего еще не было готово. Как жаль, что у него в запасе нет нескольких дней, а лучше недели! Тогда бы все было в порядке. А так… проклятую пленку до сих пор не удалось получить. Без нее же Скотти не могла сделать фотографии, а воспользоваться вспышкой в такой ситуации было нельзя. Хауэлл уже дважды звонил в Атланту, и приятель оба раза уверял его, что посылка вот-вот придет.

Но еще больше беспокоило Хауэлла то, что он ни на шаг не продвинулся на пути к разгадке тайны О’Койненов. Он надеялся, что это будет как-то связано с уликами, которые соберет Скотти, но ничего подобного не случилось. Хауэлл чувствовал, что он проигрывает.

И нужно-то было узнать всего пару вещей, но он не понимал, как это можно выяснить. Хауэлл отправился повидать священника, отца Гарри, но, выпив бутылку хорошего ирландского виски, старик совершенно замкнулся. Он вообще не пожелал говорить об О’Койненах! Хауэлл решил, что кто-то велел старику держать язык за зубами.

В ящике лежало почтовое извещение. Наконец-то можно будет получить пленку… но вообще-то лентяй-почтальон мог бы и принести бандероль. За доставку ведь уплачено… И все же Хауэлл не особенно разозлился из-за того, что придется съездить в город: он слишком нервничал и работать не мог. В ящике он обнаружил еще и письмо, присланное из Атланты: конверт был фирменный, с надписью «Нью-Йорк Таймс», адрес написан от руки, а в левом верхнем углу стояло имя «Аллен». Надо же, бывший босс…

«Писать не по делу, а просто так — не в его обычае», — подумал Хауэлл и разорвал конверт.

«Дорогой Джон! — говорилось в письме. — Я совсем не знаю, чем ты занимаешься. Через месяц открывается вакансия в Найроби. Тебя это не заинтересует?» Никаких заключительных слов не было, а просто стояла подпись: «Боб».

Хауэлл скомкал письмо и швырнул как можно дальше. Найроби! Это была давняя шутка: в Найроби Хауэллу меньше всего хотелось бы работать. Считалось, что он всегда может вернуться в «Таймс». Но этот ублюдок Аллен хотел сказать своим письмом, что если Хауэлл захочет вернуться, ему придется приползти на брюхе. На такое письмо даже не стоило отвечать. Ишь, размечтался, садист! Да, только этого еще не хватало… словно и без Аллена сейчас мало неприятностей…

Машина не пожелала заводиться. Хауэлл долго упорствовал, но в конце концов вынужден был признать, что у него кончился бензин. Он несколько раз молча стукнул по рулю, а потом позвонил на бензозаправку Эда Паркера. Эд пообещал прислать немного горючего.

Через несколько минут в грузовичке Эда Паркера приехал Бенни Поуп и вытащил из багажника пятигаллоновую канистру.

Он ухмыльнулся, поглядев на Хауэлла.

— Все до капли потратил, да? Ну, ничего, для этого и существует наша станция.

Бенни вылил бензин в бак автомобиля. Хауэлл сел за руль и после нескольких попыток мотор снова ожил.

— Ладно, я поехал, — сказал Бенни и повернулся к грузовичку.

— Погоди минутку, Бенни, — попросил Хауэлл.

Бенни вернулся, на его лице застыла обычная ухмылка.

— Да, сэр? Чем могу служить?

— Бенни, тебе ведь тут не нравится, не так ли?

Бенни был озадачен.

— Ну, почему? — сказал он. — Я вообще-то нигде больше не жил. А тут я родился и вырос. И мне нравится.

— Нет, я имел в виду здесь… возле этой хибарки, на этом краю озера…

Ухмылка сползла с лица Бенни.

Хауэлл старался говорить ласково и дружелюбно.

— Помнится, ты как-то сказал, что не хочешь приезжать сюда ночью, а когда ты привез сюда моторку, то не захотел спустить ее на воду. Почему?

— Ну… я просто нервничаю, когда попадаю в эту бухту, вот и все.

— Здесь что-то с тобой случилось, Бенни?

— Да, сэр, — без колебаний выпалил Бенни, — можно сказать, со мной тут случилось такое, что я не хотел бы повторить.

— Это связано с О'Койненами?

Бенни изумился.

— Вы знаете про О’Койненов?

— Не так много, как хотелось бы. Расскажи мне о том, что с тобой случилось.

Бенни прислонился к бамперу грузовика и указал рукой на озеро.

— Однажды я тут был… вон там… я удил рыбу и вдруг увидел то, что под водой.

— Бенни, — сказал Хауэлл, — сейчас, конечно, рановато, я понимаю, но мне хочется выпить с тобой по рюмке.

Они зашли в дом, и Хауэлл от души плеснул в оба бокала виски. Через полчаса ему стало ясно, что у них с Бенни Поупом была одна и та же галлюцинация. Только Бенни считал, что это — реальность.

— Да, я понял, Бенни: ты не сомневаешься, что то была машина Эрика Сазерленда. Но ты абсолютно уверен, что за рулем сидел именно он?

Бенни старательно наморщил лоб, припоминая.

— Нет, вообще-то нет. Я просто так думал, ведь машина-то была мистера Сазерленда.

Хауэлл подался вперед.

— Слушай, Бенни, а что случилось, когда машина уехала? Ты не помнишь?

— Видите ли, сэр… я в ту ночь был не в форме. Я уже порядком нализался. Тогда у меня была привычка устраивать вечером небольшой пикничок, на который я брал пару бутылок.

— Но все-таки что случилось после того, как машина уехала? Ты не помнишь?

— Я помню только шум. Громкий шум, он доносился откуда-то издалека. А потом я, по-моему, отключился и пришел в себя только когда стало светло.

— Проснувшись, ты посмотрел еще раз на дом О’Койненов?