Елена Чалова - Открывающий двери

Убедившись, что Глория ни за что не признается в своих сомнениях, он пожал плечами и перешел к вопросу более насущному:

— Думаю, даже вы не станете отрицать, что имел место непосредственный контакт вашего подопечного и подозреваемого Ивлина Кинсела. Я имею в виду тот разговор на крыше в Чайнатауне, о котором нам рассказал художник. И разговор этот, видимо, произвел на обоих сильное впечатление, если мистер Максименко писал картины, связанные с содержанием разговора, — я говорю о картинах «Девушка и драконы» и «Ангел» — а Скульптор избрал вашего подопечного своей следующей жертвой… Может, все же воды? Нет? Тогда я хотел бы вас кое о чем попросить…

Ромиль о Скульпторе не думал. Написав его, он оставил мысли об убийце на холсте. Теперь мысли художника занимал полицейский, или как его там? Специальный агент ФБР: рыжий, с внимательными серо-зелеными глазами и светлой кожей, какая бывает только у рыжеволосых людей. Мысленно представляя себе его экономные движения и сосредоточенное лицо, Ромиль решил, что этот человек живет ради значительной цели. Его цель — устранение опасности для общества и для каждого человека. Ради безопасности абсолютно чужих и незнакомых ему людей рыжеволосый человек по имени Макс Деррен почти каждый день общается с убийцами, психами и маньяками. Он старается их понять, потому что его задача — разыскивать этих выродков, проводить расследования их страшных дел. А ведь только тот рыбак хорош, который умеет думать, как рыба. Значит, только тот, кто умеет думать, как убийца, сможет вычислить и поймать преступника… Ромиль решил, что у специальных агентов очень странная жизнь. Он представил себе большое пространство, которое видел, когда его вели на допрос. Все очень солидно — ФБР серьезная организация. За компьютерами и заваленными папками с документами столами сидели люди, хорошо одетые, занятые работой. Ромиль хорошо помнил, что там, за одним из столов, сидела симпатичная темнокожая девушка. Она, конечно, влюблена в своего шефа, но не хочет ему об этом говорить…

Рука Ромиля потянулась к палитре. Закрепить ее на краю мольберта. Тюбики с красками перебрать. Как всегда он отворачивает крышки зубами, потому что это невозможно сделать одной рукой. Однако в какой-то момент он понял, что сегодня ему не нужны краски, и тюбик полетел в сторону, жалобно брякнув об пол. Холст на подставке сменился картоном, а на стеллажах Ромиль отыскал грифели.

Несколько дней прошло в напряженной работе. Глория, которая выглядела еще более замученной, чем прежде, заходила по нескольку раз в день, но Ромиль почти не обращал на нее внимания. Он рисовал, штриховал, растирал грифель пальцами или ребром ладони, нанося слой за слоем, пока задуманная металлическая поверхность не обретала необходимый твердый блеск.

И вот наконец Ромиль испытал замечательное чувство освобождения, которое наступает, когда рука художника, занесенная над картиной, опускается, потому что больше ничего уже не нужно. Работа закончена, вещь обрела себя, и любое дальнейшее вмешательство не просто излишне — оно вредно, так как нарушит сложившуюся целостность.

В этот раз Глория застала художника за едой. Ромиль заказал пиццу, и теперь в комнате пахло сыром, на столе распахнулась плоская упаковочная коробка, а молодой человек облизывал пальцы, собираясь приняться за второй кусок.

— Садись, поешь, — пригласил он. — Вкусно! Много креветок и сыра.

Но женщина лишь покачала головой. Насыщенный запахами воздух квартиры вызвал у нее тошноту, и она торопливо распахнула окно. Последнее время она почти не может есть, и кое-кто из приятелей уже осторожно намекал, что такая худоба ей не к лицу и не пора ли, мол, сходить к врачу. Но Глория знает, что ей не нужен гастроэнтеролог. Это все от нервов, а причиной постоянной нервотрепки является этот проклятый цыган! Она повернулась и неприязненно взглянула на художника, который как ни в чем не бывало пил вино прямо из горлышка бутылки. Борясь с искушением отобрать у него бутылку и надавать этой же бутылкой по темноволосой голове, она подошла к картине.

— Отвези ее, — велел Ромиль, набивая рот пиццей. — Отвези этому полицейскому, Максу.

— Он из ФБР. Специальный агент.

— Да? Ну, агент так агент. Это даже хорошо.

— Ты хочешь подарить картину специальному агенту Максу Деррену? — хмуро спросила Глория.

— Да! Такой подарок для него и той девушки…

— Это, знаешь ли, мило, но для бизнеса не очень хорошо, — протянула Глория. — Если ты хочешь продавать свои картины за достойные деньги, то не стоит раздавать их бесплатно.

Ромиль перестал жевать, швырнул недоеденную пиццу в коробку и уставился на Глорию тяжелым взглядом.

— Этот рисунок не продается, — медленно и внятно произнес он. — Я сделал его для Макса, и он должен его получить.

— А если он ему не понравится? Или эта девушка останется недовольна?

— Как это? — озадаченно переспросил Ромиль.

— Ну, не все разбираются в искусстве. Часто у людей бывают примитивные или специфические вкусы, — пояснила Глория.

Некоторое время художник молчал, обдумывая ее слова, потом пожал плечами:

— Мне все равно. Я хочу, чтобы они получили рисунок. Не понравится — пусть выкинут.

— Тогда отвези его сам.

— Почему?

— Я… должна уехать по делам. Нужно готовить выставку, ты не забыл? И вообще… такие подарки принято вручать лично.

— А если курьер отвезет? — с надеждой спросил Ромиль.

— Нельзя, — не без злорадства отозвалась Глория, которая во что бы то ни стало решила отправить в управление упрямого негодяя. — В ФБР не пускают курьеров и не принимают посылки. Террористов боятся.

Такое объяснение могло обмануть разве что ребенка, да еще цыгана, который про террористов, конечно, слышал, но не интересовался ни ими, ни методами борьбы и безопасности, принятыми в той или иной стране.

— Ладно, — недовольно сказал он. — Я сам отвезу.

Глория выскользнула из квартиры сразу же, как он ушел в душ. Ромиль оделся; ругаясь и помогая себе зубами и коленками, кое-как завернул картон в оберточную бумагу.

Шофер такси помог ему загрузиться на заднее сиденье вместе с картиной, а когда машина тронулась, протянул пассажиру сложенный лист бумаги:

— Это вам, мистер.

— Мне? — Удивленно переспросил Ромиль, не спеша брать бумажку. — Что это?

— Записка. Просил передать один человек, сказал, что он ваш коллега и это такой сюрприз. — Шофер-индус сверкнул белыми зубами и качнул чалмой в сторону картины. — Так и сказал: мы с ним коллеги; он — художник, а я — скульптор.

Ромиль взял листок, развернул и прочел написанные четкими буквами слова: «Сегодня ночью на той же крыше».

Он сложил бумажку и сунул в карман. Шофер, сообразив, что сюрприз оказался не из приятных, помалкивал. Ромиль невидящим взглядом уставился в окно. Спецагент Макс Деррен сказал, что Скульптор — убийца. Что произведения свои он выполнял не в камне или глине, а использовал для них убитых им людей.