Ричард Дейч - Похитители тьмы

Иблис сидел на холодном металлическом сиденье полицейского автомобиля. Ноги и руки скованы, цепи звякали на каждой рытвине, какая попадалась на пути из квартала Султанахмет до полицейского участка. С ним сидели четыре полицейских в черной форме, глядя на него полными ненависти глазами.

С пассажирского сиденья поднялся крупный черноволосый человек. Он имел небольшое брюшко, но резкие черты лица не оставляли никаких сомнений: он мог голыми руками кому угодно переломать кости. Человек похлопал водителя по плечу и прошел назад к своим людям и пленнику.

Кудрет Левант пятнадцать лет проработал в полиции и дослужился до звания старшего детектива. Двенадцатью часами ранее его разбудил взбешенный начальник полиции Ахмет Багатур, которому только что досталось от премьер-министра Эрдема. Леванту, если он хотел сохранить работу, давалось двадцать четыре часа, чтобы найти террористов, учинивших этот национальный позор во дворце Топкапы.

Левант улыбался про себя, глядя на невысокого худощавого человека; он выполнил приказ начальства меньше чем за двенадцать часов. Как выяснилось, учинили весь этот шум не террористы и не экстремисты, и вообще у этого происшествия не было никакой политической подоплеки. В основе случившегося лежали деньги — этот универсальный мотиватор.

В полицию поступил анонимный звонок. Женщина назвала имя и дала словесный портрет преступника, а также сообщила о его местонахождении. Звонков такого рода поступило более сотни. Однако в данном случае она не требовала вознаграждения, а просто описала человека, сообщив, что при нем будет, и назвала мотив преступления. В назначенное время детектив отправил своих людей в названное место. Они ждали, горя негодованием, и, наконец, увидели человека, точно отвечавшего словесному портрету; он нес длинную трубку и выходил с территории Голубой мечети. Их суровый начальник приказал дождаться, пока объект не выйдет на улицу — нового скандала на территории одной из национальных святынь допускать нельзя.

Левант стоял в задней части машины, держа в руках кожаный чехол, отвечавший описанию. Наконец он посмотрел на вора.

— Ты доставил нам немало неприятностей, — резко сказал Левант низким и хриплым от курения голосом.

Вор с детским личиком ничего не ответил, только смотрел на полицейского холодными, бесстрастными глазами.

— Неприятностей на международной арене, — продолжил Левант. — Иногда я ненавижу законы, которые нас связывают, как наверняка ненавидят их и представители твоей профессии. Эти законы не позволяют нам руководствоваться порывами, желаниями, когда мы хотим осуществить правосудие прямо на месте. Когда хочется протянуть руку и свернуть шею преступнику прямо в машине.

Левант снова занялся чехлом, открыл его и заглянул внутрь. Засунул руку в кожаную трубку и вытащил оттуда длинный предмет, завернутый в пузырчатую пленку. Двое из полицейских протяжно восторженно свистнули, когда увидели две змеиные головы, украшенные драгоценными камнями. Левант медленно снял пузырчатую обертку. Когда обнажилось древко посоха, он посмотрел на своих людей, которые недоуменно покачивали головами, и повернулся к Иблису.

Древко представляло собой простой кусок дерева — новую сосновую палку. Левант щелкнул указательным пальцем по голове одной из змей, сунул палец в пасть другой из них, и ее левый серебряный клык отвалился.

— Это что — шутка? Что это за дерьмо такое? — спросил Левант.

Иблис сидел, глядя на поддельный посох без тени эмоций.

Детектив заглянул в чехол, с любопытством наклонил голову и перевернул кожаную трубку. Оттуда ему в руку водой пролился какой-то предмет. Он поднял его, чтобы все видели. В солнечных лучах, проникавших внутрь через заднее окно, засверкали алмазы. Драгоценное колье было великолепно, алмазы расположились в ряд на серебряной основе, а в центре — подвеска с синим сапфиром.

Лицо Иблиса немного изменилось.

— Ради этого ты жертвовал репутацией Турции?

— Я хочу позвонить моему адвокату, — бесстрастно сказал Иблис.

— Можешь звонить хоть десятку адвокатов — никто не спасет тебя от судьбы.

Пленник сидел, снова погрузившись в молчание, и никто из полицейских не видел скованные руки у него за спиной. Кровь уже начала капать, скапливаясь лужицей на поверхности скамейки, из ранки, которую он пропиливал на предплечье ногтем, врезаясь в собственную плоть.

Наконец Иблис повернул голову, глаза его расширились, словно он вдруг проснулся. Посмотрел на Леванта и улыбнулся.

КК стремительно вошла в свой номер в отеле «Фор Сизонс». Сент-Пьер сидел за обеденным столом. Перед ним лежали два кожаных чехла с похищенными артефактами. На столе — целая гора документов, открытая бутылка «Джек Дэниэлс» и два сотовых телефона.

— Где она? — спросила КК, тяжела дыша, словно после долгого бега.

— В душе, — ответил Майкл, перебирая бумаги.

— Как она?

— В полном порядке. Зла, как сто чертей. — Майкл посмотрел на нее. — А в остальном — в порядке.

— Зла? — девушка замерла на месте. — Она хоть знает, что мы тут пережили?

Сент-Пьер сидел молча, держа себя в руках, позволяя ей выпустить пар.

— Она всегда такая была. Даже на звонки не отвечает. — КК показала на мобильник Синди, лежащий на столе. — Она видела мои звонки? И не отвечала?

— Понимаешь… — Он не хотел отвечать на ее вопрос.

— Да или нет?

— Она посмотрела на свой телефон, увидела, что ты звонила, и решила принять душ.

— Неужели она не понимает, что я ради нее пожертвовала жизнью? — Кэтрин стала расхаживать по комнате, размышляя. Наконец она повернулась. — И у нее хватило наглости наплевать на меня?

— Послушай, — сказал Майкл тихим, спокойным голосом. КК остановилась. Он встал и подошел к ней. — Она должна все это осмыслить. Ее похитили, она никогда прежде не заглядывала в глаза смерти, не сталкивалась ни с чем подобным. Это сильное потрясение. Я помню, как мой отец — мой приемный отец — говорил, что если ты любишь детей, это не значит, что каждый день в восторге от них, но, тем не менее, не прекращаешь их любить. Из-за этого ты не становишься плохим родителем, плохим ребенком, плохой сестрой. Это часть жизни. А она никогда не течет ровно, в ней случаются всякие превратности. Легко любить, когда все распрекрасно, когда жизнь — сплошной сахар и мед; нужно научиться любить, когда наступают трудные дни, худшие дни жизни. Вот тогда это и можно назвать настоящей любовью.

— Это так больно…

— Самую сильную боль причиняют нам как раз те, кого мы больше всего любим. Ты должна помнить, что мы в своих руках держим доверие тех, кого любим, и, защищая их, стараемся не уничтожить это доверие.