Артур Хейли - В высших сферах

Как он посмел… Как смеет он сидеть через стол, обрамленный флагами, перед нынешним хозяином самого могущественного в мире кабинета — он, глава маленького и слабого государства, внешне спокойный, а внутри напряженный, как стрела, после своего уже высказанного нелепого, противоречащего здравому смыслу требования?!

Он вспомнил свой разговор с Артуром Лексингтоном одиннадцать дней назад — за день до заседания комиссии кабинета министров. «Американцы никогда, никогда не согласятся», — сказал тогда Лексингтон. А он произнес в ответ: «Если они в безнадежном положении, то, думаю, пожалуй, могут и согласиться».

«Аляска. Аляска — это ключ».

Президент смотрел в одну точку. В глазах его было изумление.

И в кабинете по-прежнему царила тишина.

После показавшегося бесконечно долгим времени президент повернулся вместе с креслом и ровным тоном произнес:

— Если я правильно вас понял, то не могу поверить, что вы это серьезно.

— За всю свою жизнь в политике, — сказал Джеймс Хоуден, — я никогда не был более серьезен. — И, поднявшись, весомо и ясно заговорил: — Это вы, Тайлер, говорили сегодня о нашей «общей крепости»; это вы заявили, что в нашей политике мы должны думать о «как», а не о «если»; вы утверждали, что надо спешить, что нет времени. Так вот я скажу вам теперь — и скажу от имени правительства Канады, — что мы согласны со всем, о чем вы говорили. Но я скажу вам также, что для того, чтобы мы выжили — и это наше твердое решение, если Акт о союзе будет принят, — Аляска должна стать канадской.

Президент произнес взволнованно, с мольбой в голосе:

— Джим, такого никогда не будет, поверьте.

— Вы рехнулись! — покраснев, заявил адмирал Рапопорт.

— Это может произойти! — прокричал через всю комнату Хоуден. — И я вовсе не рехнулся, а в здравом уме. Достаточно здравом, чтобы думать о выживании моей страны; достаточно здравом, чтобы бороться за это… и, Бог даст, буду бороться за это!

— Но не таким путем!..

— Да вы послушайте! — Хоуден быстро подошел к карте и взял в руку указку. Кончиком ее он провел полукруг с востока на запад по 49-й параллели. — Между этими параллелями, — и он провел вторую линию по 60-й параллели, — по словам ваших и наших экспертов, все будет уничтожено и выпадут ядерные осадки — возможно, если нам повезет, это произойдет на небольших участках, а если не повезет, то везде. Следовательно, наш единственный шанс на восстановление, наша единственная надежда объединить то, что останется от Канады, — это сфокусировать все в одной точке, создать новый национальный центр вдали от разрухи и на то время, пока мы сможем произвести перегруппировку и вернуться на свое место, если это когда-либо будет возможно.

Премьер-министр умолк и мрачно оглядел присутствующих. Глаза президента были прикованы к карте. Адмирал Рапопорт открыл было рот, словно хотел еще что-то сказать, и снова его закрыл. Артур Лексингтон исподтишка наблюдал за профилем адмирала.

— Территория перегруппирования Канады, — продолжил Хоуден, — должна отвечать трем требованиям. Она должна быть к югу от верхней границы и предполярной зоны — в противном случае мы не сможем наладить коммуникации и поддерживать жизнь. Во-вторых, эта территория должна быть западнее нашей совместной северной линии установки ракет, и в-третьих, это должно быть такое место, где не будет выпадения ядерных осадков или их будет немного. К северу от сорок девятой параллели лишь одно-единственное место отвечает этим требованиям — Аляска.

Президент тихо спросил:

— А вы можете быть уверены насчет выпадения ядерных осадков?

Хоуден поставил указку к стене.

— Если бы мне сейчас надо было выбрать самое безопасное место в Северном полушарии во время ядерной войны, — сказал он, — это была бы Аляска. Она укреплена против вторжения. Владивосток — ближайшая крупная цель — находится в трех тысячах миль оттуда. Выпадение осадков от советского нападения или от нашего собственного едва ли там произойдет. Насколько можно быть в чем-то уверенным, с Аляской ничего не случится.

— Да, — сказал президент, — я, пожалуй, соглашусь с вами… по крайней мере относительно последнего. — Он вздохнул. — Что же до остального… идея весьма оригинальная, и должен по-честному признать, что многое в ней разумно. Но вы наверняка понимаете, что ни я, ни конгресс не продадим наше государство.

— В таком случае, — холодно возразил Джеймс Хоуден, — у моего правительства еще меньше оснований продавать нашу страну.

Адмирал Рапопорт злобно фыркнул:

— В Акте о союзе ни о какой продаже нет речи.

— Это едва ли выглядит правдиво, — резко вставил Артур Лексингтон. — Канада заплатит немалую цену.

— Нет! — Голос адмирала зазвучал раздраженно, резко. — Какая же это плата, когда это акт поразительной щедрости по отношению к алчной, нерешительной стране, которая только и делает, что стесняется, строит заборы и занимается ханжеством? Вы говорите о восстановлении Канады. Но зачем вам об этом беспокоиться? Америка однажды вам это уже устроила — по всей вероятности, мы и снова это проделаем.

Джеймс Хоуден вернулся в свое кресло. Покраснев от гнева, он вскочил и ледяным тоном заявил:

— Ушам своим не верю, Тайлер; что я такое слышу?

— Нет, Джим, я не думаю, что вы должны такое слушать, — спокойно произнес президент, — просто мы договорились разговаривать в открытую и порой лучше что-то высказать напрямик.

Напрягшись от злости, Хоуден возмутился:

— Следует ли понимать, что вы подписываетесь под этой порочной клеветой?

— Что ж, я согласен, Джим, что все это можно было выразить более тактично, но так уж привык говорить Левин, хотя, если вас это устроит, я извинюсь за выбор слов. — Голос президента легко достигал премьер-министра, продолжавшего стоять по другую сторону стола. — Но я должен также сказать, что он прав, говоря, что Канада вечно хочет получить больше. Даже и сейчас — при том, сколько мы вам предлагаем по Акту о союзе, — вы требуете еще большего.

Артур Лексингтон одновременно с Хоуденом тоже встал со своего места. Теперь он подошел к окну и, повернувшись, впился взглядом в адмирала Рапопорта.

— Быть может, — заметил он, — это потому, что мы имеем право на большее.

— Нет! — Слово вылетело из уст адмирала, словно его укололи булавкой. — Я сказал, что вы алчная нация, — такой вы и являетесь. — Писклявый голос зазвучал громче. — Тридцать лет назад вы хотели иметь американский уровень жизни, но вы хотели иметь его на другой день. Вы предпочли проигнорировать то, что американский уровень жизни заработан столетним потом и подтягиванием поясов. Вы же открыли для всех свои природные богатства, тогда как могли бы умело их использовать, и дали американцам развивать то, что по праву принадлежало вам, рисковать и править бал. Вот каким путем вы получили свой уровень жизни, а потом стали глумиться над тем, что у нас есть общего.