Артур Хейли - В высших сферах

— Левин!.. — запротестовал президент.

— Лицемерие, сказал я! — продолжал бушевать адмирал, словно и не слышал президента. — Вы продали свое неотъемлемое право, а потом отправились отыскивать его с помощью разговоров об особом канадизме. Что ж, когда-то канадизм существовал, но вы размякли и утратили его; и сколько бы вы ни создавали королевских комиссий, они его вам не найдут.

Джеймс Хоуден возненавидел этого человека и звенящим от гнева голосом произнес:

— Не всегда мы были размягченными. Остался список после двух войн, о которых вы, возможно, слышали: Сент-Элуа, Вими, Дьепп, Сицилия, Ортона, Нормандия, Кан, Фалез…

— Исключения всегда бывают! — отрезал адмирал. — Но я помню и другое: как американские морские пехотинцы умирали в Коралловом море, а в канадском парламенте шли дебаты, устанавливать ли воинскую повинность, которая так и не была установлена.

Хоуден возмущенно заявил:

— Были и другие факторы: Квебек, компромисс…

— Пойти на компромисс, усесться на заборе, стесняться… какая, к черту, разница? Не все ли равно, как нация проводит время? И вы так и будете сидеть на заборе в тот день, когда Соединенные Штаты станут защищать Канаду от ядерного оружия — оружия, которое вы рады, что мы имеем, но сами слишком большие ханжи, чтобы его использовать.

Адмирал встал и стоял теперь перед Хоуденом. Премьер-министр еле сдерживался, чтобы не сделать выпад, не осыпать ударами это лицо. Президент нарушил это насыщенное неприязнью молчание.

— Вот что я вам скажу, — предложил он. — Почему бы вам двоим не встретиться на заре у Потомака? Мы с Артуром будем секундантами, а Смитсоновский институт одолжит нам пистолеты и шпаги.

Лексингтон холодно спросил:

— Какое оружие вы бы рекомендовали?

— О-о, будь я Джимом, я бы взял пистолеты, — сказал президент. — На единственном корабле, которым командовал Левин, не было ничего стреляющего.

— У нас было плохо с амуницией, — заметил адмирал. На его пергаментном лице впервые появилась тень улыбки. — Не были ли вы тогда министром флота?

— Я выступал в столь многих ролях, — сказал президент. — Трудно припомнить.

Хотя напряжение ослабло, Хоуденом все еще владело возмущение. Ему хотелось ответить; сказать что-то такое же, в том же духе, в каком было сказано ему; атаковать, а он ведь мог бы сказать: «Кому бы обвинять нас в алчности, но не стране, раздобревшей и разбогатевшей на богатствах… Уж во всяком случае, не Соединенным Штатам говорить о застенчивости, державшимся эгоистического изоляционизма, пока их под дулом ружей не заставили от него отказаться… Даже шатания Канады лучше неуклюжей, наивной в своей неумелости американской дипломатии с ее верой в силу доллара в качестве решения всех проблем… Америка с этим своим немыслимо праведным видом, что она всегда права, с ее отказом верить, что другое миропонимание, противоположные системы правления могут иногда иметь свои достоинства, с ее упорной поддержкой марионеточных дискредитированных режимов за границей… А у себя дома — милые разглагольствования о свободе тех, кто смешивал с грязью диссидентов… и еще многое, многое другое…»

Джеймс Хоуден уже готов был все это высказать — горячо, резко… и сдержался.

Порой, подумал он, государственному деятелю стоит помолчать. Перечень ошибок никогда не бывает односторонним, и многое из того, что сказал адмирал Рапопорт, к сожалению, было правдой.

К тому же кем бы ни считать Рапопорта, а дураком он не был. Постепенно у премьер-министра возникла мысль, что это был спектакль с его участием. Было ли преднамеренно задумано, спрашивал он себя, чтобы адмирал ловким маневром вывел его из равновесия? Возможно, да, а возможно и нет, но скандал ничего не даст. И он решил не упускать из виду исконный вопрос.

Не обращая внимания на остальных, он повернулся к президенту.

— Я хочу, чтобы было совершенно ясно, Тайлер, — ровным тоном объявил он. — Если не будет уступки по Аляске, никакого соглашения между нашими правительствами быть не может.

— Джим, вы же должны понимать, что это невозможная ситуация. — Президент казался спокойным, держал себя в руках и был, по обыкновению, непреклонен. Однако пальцы его правой руки, как заметил Хоуден, напряженно барабанили по столу. И он продолжил: — Не вернуться ли нам назад? Давайте поговорим о других условиях. Может, есть иные вопросы, которые мы можем обсудить, выявить то, что будет на благо Канады.

— Нет. — Хоуден решительно потряс головой. — Во-первых, я не вижу, чтобы ситуация была безвыходной, и во-вторых, мы будем говорить об Аляске или ни о чем.

Теперь уже он был убежден, что была попытка заставить его потерять контроль над собой. Правда, даже если бы это удалось, другая сторона могла ничего не выиграть. Однако он мог дать понять, до чего готов дойти в смысле компромисса, если его принудят. Президент — закаленный, хитрый переговорщик, который никогда не пропустит намека.

Премьер-министр осторожно потер кончик своего длинного носа.

— Я хотел бы сообщить вам об условиях, какие мы надумали, — сказал он. — Во-первых, в Аляске будут проведены свободные выборы под совместным наблюдением, и голоса разделятся.

Президент сказал:

— Вы никогда их не выиграете.

Но глухой голос звучал менее догматично, чем прежде. Хоуден почувствовал, что потихоньку, каким-то непонятным путем главенство в переговорах перешло к нему. Он вспомнил то, что сказал Артур Лексингтон утром: «Грубо говоря, я бы сказал, что мы с вами на рынке, где спрос превышает предложение. Уступки, которые мы готовы предложить, нужны Соединенным Штатам — и крайне нужны».

— Откровенно говоря, я считаю, что мы выиграем, — сказал Хоуден, — и мы начнем эту кампанию с таким намерением. На Аляске всегда было немало проканадских настроений, а в последнее время они еще усилились. Более того: известно вам или нет, со статуса штата слетела позолота. Вы не сделали для них столько, сколько они ожидали, и они чувствуют себя там одинокими. А если Аляска перейдет к нам, мы создадим там дубликат правительственного центра. Мы превратим Джуно — или Анкоридж — во вторую столицу Канады. Позаботимся о развитии Аляски больше, чем о других наших провинциях. Дадим почувствовать обитателям Аляски, что они — часть нас.

— Извините, — категорически заявил президент. — Я не могу на это согласиться.

Хоуден понял, что настал момент выложить козырную карту.

— Возможно, вы скорее мне поверите, — спокойно объявил он, — если я скажу, что это предложение исходит не от Канады, а от самой Аляски.

Президент поднялся. Глаза его впились в Хоудена, и он резко произнес:

— Прошу объясниться.

— Два месяца назад, — объявил премьер-министр, — со мной связался втайне представитель группы влиятельных жителей Аляски. Предложение, с которым я выступил сегодня перед вами, было сделано мне тогда.