Ингер Фриманссон - Крысоловка

Кто-то положил ему на грудь розу.

«Откуда она взялась? – подумала Юлия. – Они что, держат запас роз для таких случаев?»

Роза была колючая. Потечет ли кровь, если шип проткнет кожу? Когда у мертвых свертывается кровь? Делается вязкой, точно клей?

Они не видели мертвых, никогда. Юлия подошла к кровати. Йеннифер не отставала, рыдала в голос.

– Вот, – сказала Юлия, глядя на лицо отца.

Она слышала, что мертвые часто похожи на спящих. Что лица их разглаживаются, обретают покой, умиротворенность. Это не про отца. Подбородок выдвинут вперед, будто отец готов вскочить и ринуться в бой. Рот приоткрыт, уголки рта приподнялись, так что видны зубы. Подумала, что не видела его зубов. Глаза закрыты, но левое веко чуть приподнято, полоска белка как безжизненное желе. Старалась не смотреть туда.

Кровать заново заправили, отца накрыли желтым покрывалом, под тканью угадываются контуры тела. Все недвижно и опрятно. Покрывало, – подумала она, – вот подтверждение, что папа больше не встанет, чистое, с жесткими складками покрывало. Там, где в руку входила игла капельницы, – пластырь.

Окно открыто, пламя свечей колеблется.

– Отмучился, – раздался сзади голос медсестры. – Вот так нужно думать. Если хотите, почитайте немножко.

Открыла книгу, глаза блуждали по строфам. Встала в ногах кровати и громко, с надрывом, прочла:

Рождают храбрых храбрые; лишь отцов наследье – доблесть коней младых, быков; орлы жестокие не могут мирных на свет произвесть голубок [40].

«Мы! – подумала она. – Мы!»

По лицу Йеннифер она видела, что та не поняла ни слова.

Отцовские вещи им отдали в белых бумажных пакетах. Часы, очки, бумажник. Две связки ключей: от дома и от автомобиля. И одежда, в которой он поступил в больницу.

– Посмотри, – шепнула Юлия. Подняла ботинок, на стельке вмятины от пятки, пальцев. Сунула руку в ботинок, провела по углублениям. – Потрогай, – сказала она, – это его ноги.

Йеннифер тоже сунула в ботинок руку. Постояла, закрыв глаза. Затем тряхнула головой:

– Собирай вещи, поехали!

Они вызвали такси до Тулегатан. Расплатились деньгами из отцовского кошелька. Юлия подумала, что так нельзя, что нужно подождать завещания, что ли. Затем решила, что деньги все равно принадлежат им, будут принадлежать. Все, чем владел отец, должно достаться им с Йеннифер. Не Ингрид. Та отреклась, предала отца, тем самым отказалась от своей доли наследства. И гроша не получит.

Юлия обошла квартиру, зажгла во всех комнатах свечи.

Теперь здесь всё наше. Всё.

Йеннифер отыскала фотографию отца.

– Посмотри, Юлия, какой он красивый!

Отец на фотографии стоял в длинном своем пальто, надвинув шляпу на лоб. Крутая шляпа, в ней отец походил на кинозвезду. Она не помнила, на кого именно. Отец стоял на краю обрыва. Сзади раскидало ветви голое дерево. Начало весны. Отец улыбался в объектив. Нежная, полная любви улыбка. Интересно, кому он улыбался, кто держал фотоаппарат? Та шлюха, наверное. Неважно, отличное фото, красивое. Поставила фото на столик в гостиной и зажгла три свечи. Серые и белую. Цвета отца.

Прошла в кабинет, села за письменный стол. Здесь висела фотография в рамке, сделанная во время сплава через пороги. Ингрид в шлеме, с перекошенным от ужаса лицом, было не узнать.

– Все ты виновата, – громко сказала она, – ты его убила!

Подняла трубку, позвонила матери.

– Привет, это Юлия. Да… папа умер. Просто хотела сказать тебе. Мы были у него, несколько часов назад. В четырнадцать сорок семь.

Услышала, как тяжело выдохнула мать:

– Юлия!..

– Да. Умер.

К ее удивлению, мать расплакалась.

– Титус умер… нет, не верю.

– Умер.

– Девочки мои дорогие, вы были с ним?

– Да. И Йенни, и я, мы были в палате.

– Ох, какое горе для вас, для нас всех! Я даже не знала, что так все серьезно. Даже не предполагала! Как это случилось?

Рассказать о письме Юлия не смогла.

– Наверное, час его настал. Вышло его время.

Как будто говорила о чужом, о постороннем.

– Где вы сейчас?

– На Тулегатан, привезли его вещи. Зажгли свечи, сидим, вспоминаем, думаем о нем.

– А как там Ингрид?

– Ее здесь нет.

– Нет?

– И в больнице ее не было.

– Как так?

– Вот так. Свалила несколько дней тому назад. Не выдержала. Сбежала за границу.

– Что? Что ты такое говоришь?

– Умотала!

– Но… Ничего не понимаю. Ингрид уехала за границу?

– Да, – резко ответила Юлия.

Мать сглотнула. Зашелестела носовым платком.

– Странно.

– Еще как!

– А Роза? Вы сообщили ей, что Титус… в общем…

– Нет. Но я как раз собиралась связаться с Розой.

– Что вы теперь будете делать, Юла моя? Бедная… Приезжайте ко мне!

– Не знаю.

– Приезжайте! В такие минуты важно быть вместе, рядом.

– Мы с Йенни. Мы вместе. Приятно побыть у отца дома.

– Тогда, может, завтра? Прямо с утра, а? В общем, жду вас на обед, посидим вместе, повспоминаем… Помолчим вместе. Элмер нам сыграет что-нибудь красивое.

– Думаешь, отцу понравилось бы?

– Ох, все давно в прошлом, все прощено и забыто.

– Хорошо. Увидимся завтра.

В комнату вошла Йеннифер. Сняла со стены фотографию, сделанную во время рафтинга, долго рассматривала.

– Полюбуйтесь на блудницу! – Глаза ее сузились. – Вот смотрю на нее, и слезы сразу высыхают.

– И у меня. Папа из-за нее умер.

– Из-за нее.

Йеннифер ушла на кухню, Юлия услышала, как открылась дверца. Услышала, как бьется стекло. Сестра вернулась.

– Вот так избавимся от этой блудницы!

– Я позвоню Розе, – сказала Юлия.

– Давай.

Юлия набрала номер Розы, в ответ гудки. Даже автоответчик не включился. Слушала, как бродит по квартире сестра, как открываются дверцы шкафов.

– Что ты там делаешь? – крикнула она.

Йеннифер была в спальне. Вышвыривала из выдвинутых ящиков комода вещи Ингрид, на полу быстро росла груда. Обувь, белье, брюки, топы, юбки…

– Ну и наряды!

– И что ты с этим всем собираешься делать?

– Очищу квартиру от дерьма. Этому тряпью здесь больше не место. В доме, наверное, есть контейнер для крупного мусора.

– Я проверю.

Юлия вышла из квартиры, вызвала лифт, спустилась на первый этаж. В дверях столкнулась с пожилой парой, тоже выходившей из дома. Явно на прогулку, вечер пятницы. Соседи рассказали, что на той стороне двора есть запирающийся контейнер для крупногабаритного мусора.

– Недавно въехали? – спросил мужчина.

– В каком-то смысле, – ответила Юлия.

Он недоуменно смотрел на нее. Утруждать себя объяснениями она не стала.

Мусор они спускали в несколько ходок. Вынесли все, что напоминало об Ингрид. Под конец сорвали с водяного матраса белье, выбросили даже его.

Юлия порылась в бельевом шкафу, заправила кровать свежим. Йеннифер сбегала в ресторан и купила суши, сестры сидели за столом в гостиной и смотрели на фотографию отца. Распили найденную в одном из кухонных шкафов бутылку вина.