Эрин Харт - Земля призраков

Поведение Брендана убедило ее, что они с Айоф должны быть независимы. Это ускорило ее суматошную подготовку к ярмарке. Два вручную связанных джемпера, серый хлеб и булочки с тмином, которые она смогла приготовить за три дня, не принесут много, но Уна знала: нужно что-нибудь откладывать, чтобы они с дочерью смогли стать самостоятельными. Пройдет не меньше года, прежде чем построят мастерскую в монастыре, и это будет лишь рабочее место, а не жилая квартира. Наверное, она может убирать и готовить в обмен на непритязательное жилье. Она отказалась от предложения Финтана взять их с собой в Америку, зная, что на самом деле он этого не хочет, да и они с Айоф не хотят. Недолгие годы, проведенные в Дублине, едва не поставили ее на грань отчаяния, которое она не хотела испытать снова. По крайней мере, здесь можно выращивать собственные овощи, и магазины в деревне так или иначе отпускают покупки в кредит, так что можно расплатиться, когда сумеешь. Здесь больше милосердия, чем в городе, подумала она, — в некоторых вещах, но не во всем. Она не сомневалась, что жители деревни не забыли, как она сбежала, опозорив семью, и опозорила ее вновь, когда вернулась с ребенком в подоле. Некоторые до сих пор кудахчут, что она заглянула домой лишь на похороны матери, хотя это было более трех лет назад. Избежать пересудов не было никакой возможности. Людей в Данбеге более ничего не занимало. Она могла читать это в их лицах, когда шла в магазин, слышать в их вежливых вопросах, когда они спрашивали об Айоф или отмечали, как она выросла. Жители Данбега, казалось, старательно отслеживали всю ее жизнь, но иногда хотелось попросить, чтобы они, черт возьми, получше это делали, ведь ей самой далеко не все ясно.

У нее было уже два больших каравая серого хлеба и четыре половинных, готовых к отправке в печь. Уна взяла хлебный нож и ловко надрезала верхушку каждого крест-накрест, как учила ее мать, а затем быстро отправила противень в горячую печь. Она повернулась и посмотрела на беспорядок в кухне, на огромную чашу и стол, покрытый липкими остатками серого теста и разбрызганной пахтой, на развязанные мешки с мукой и зерном и устало села за стол, положив голову на руки. Несколько горячих слезинок стекло по носу и капнуло на муку, оставшуюся там, где она месила хлеб. Мир развалился на кусочки, и она совершенно не представляла себе, как все это поправить.

Звонок, раздавшийся у изголовья постели, вызволил Девейни из глубокого сна. Он перевернулся и взял трубку.

— Девейни слушает.

— Все еще в постели. Боже, как я тоскую по дорогой старой Ирландии, — сказал Дизи. — Я звоню с новостями. И если ты не способен порадоваться в такое ранее время, то хотя бы сделай вид, что удивлен.

— Я в охрененном восторге, — ответил Девейни, садясь на кровати и прищуриваясь. — Который час все-таки, Джимми?

— Почти полдесятого, ты, педик ленивый.

Черт, девять тридцать, подумал Девейни, и никто не потрудился разбудить его. Это значило, что он пропустил совещание на работе.

— Спасибо за звонок, Джимми. Что у тебя?

— Твой человек посетил банк. Служащая оказалась девочкой из Кевана, и, вспомнив свой старый шарм, я заставил ее сболтнуть чуть-чуть лишнего. Кажется, он учился в школе с одним из тамошних шишек, и ты знаешь, какие говорливые ублюдки — эти школьные товарищи. Ни слова по делу, но никто не пойдет в банк, если у него нет кучи денег, верно?

— Или нуждается в деньгах. — Теперь Девейни, совершенно проснувшийся, продирался сквозь рукава рубашки, прижав телефон к уху. — А по вчерашнему адресу что-нибудь есть?

— О, да. Плохие новости, боюсь. Или, скажу я, никакой большой тайны. В общем, твой человек не двоеженец. Дом принадлежит доктору по фамилии ДеСуза. Очень респектабельный, хорошая клиентура. Женщина и ребенок, очевидно, — его дочь и внучка, друзья жены Осборна. Он всегда останавливается у них, когда приезжает в Лондон. Извини.

Повесив трубку, Девейни подумал, как кстати было бы попросить Баджера отследить Осборна в те дни, что предшествовали исчезновению. И почему это не пришло в голову? В гудящей голове проплыли вырезанные слова: «Он знает, где они». Если кто-то что-то знает, почему просто не сообщит? Скорее всего, причина в том, что придется поставить себя — или кого-то еще — в сомнительное положение. Кто из семьи Осборна, соседей, или деловых партнеров мог что-то скрывать? Он уже знал ответ: все.

Дом Неда Рафтери примостился на правом повороте дороги, так что не видимый с дороги фронтон выходил на огороженный стеной сад. Нора пошла по усыпанному гравием подъезду, а Кормак — следом за ней, когда она вошла в черную железную калитку. Сад на уровне груди окаймляли самшитовые кусты, а на фоне их темно-зеленых мелких листиков росли сотни розовых кустов. Большинство лишь начинало распускаться, но несколько оранжево-розовых и белых веток уже цвели, источая чудесный аромат. Нора склонилась к распустившемуся цветку, чтобы вдохнуть его сладкий, пьянящий запах, и, не удержавшись, ахнула.

— Я рад, что они вам нравятся, — произнес мужской голос. Она обернулась и увидела человека, вероятно, Неда Рафтери. Поднявшись с колен, он сложил садовые ножницы и двинулся вперед на звук ее голоса. Его затуманенные глаза смотрели прямо.

— Они удивительны, — призналась Нора. — Я пьяна от их благоухания, клянусь.

— И после этого люди недоумевают, почему слепой человек утруждает себя выращиванием цветом, — произнес, улыбаясь Рафтери.

— Мы незнакомы. Я Нора Гейвин.

Она не была уверена, уместно ли рукопожатие, пока Рафтери не протянул раскрытую ладонь, в которую она поместила свою. Он вытащил из-за спины свежесрезанный бутон розы и подарил ей.

— Добро пожаловать, доктор Гейвин. И профессор Магуайр также, полагаю я, добро пожаловать.

— Спасибо, что нашли время поговорить с нами, — сказал Кормак.

— Не за что. Я не надеюсь сообщить вам нечто полезное, но охотно поделюсь всем, что у меня здесь хранится, — Рафтери постучал по голове. — Входите, пожалуйста, я приготовлю чай.

Они подождали, пока он ступит на тропинку, а затем последовали за ним в дом.

Сразу за входной дверью оказалась длинная комната. В одном конце, около большого камина, разместились четыре стула. Книжные шкафы, набитые книгами, старыми и новыми, загромождали стены. Массивный дубовый стол, окруженный восемью стульями, отделял гостиную от открытой кухни и огромной печи, находившейся там, где раньше размещался камин.

Рафтери последовал знакомой ему дорогой в кухню, где поставил кипятиться чайник и отрезал несколько ломтей белой сдобы, обсыпанной изюмом, левой рукой отмеряя толщину каждого ломтя. Нора и Кормак уселись за большой стол.