Роберт Ладлэм - Уик-энд с Остерманом

— Прости. Вероятно, с опозданием дает о себе знать реакция на все это. Ты права. Извини меня.

— Сказано и забыто, — докончила она, вообще-то не очень принимая его поспешное извинение. — Все это было довольно страшно, но теперь позади. Все кончено.

О Господи, подумал Таннер. Он молил Бога, чтобы все обошлось так просто.

— Все кончено, а я вел себя, как ребенок, и хотел бы, чтобы жена сказала, что любит меня, перед тем, как мы выпьем с ней вдвоем и отправимся в постель, — он легко поцеловал ее в губы. — И это, мадам, лучшая идея из тех, что пришли мне за день.

— Тебе потребовалось много времени, чтобы прийти к ней, — сказала она, улыбаясь. — Но мне нужно еще несколько минут. Я обещала Джанет почитать ей сказку.

— Что ты собираешься читать?

— «Красавицу и Чудовище», — она осторожно высвободилась из его рук, коснувшись пальцами щеки Джона. — Дай мне минут десять-пятнадцать.

Таннер смотрел ей вслед, когда она через холл шла к лестнице. Ей так досталось в жизни, а теперь еще это. Теперь еще и «Омега».

Он посмотрел на часы. Было двадцать минут девятого, и Элис будет наверху самое малое минут десять, а может, и вдвое дольше. Он решил позвонить Фассету в мотель.

Больше он не будет разговаривать с ним, как провинившийся школьник. Хватит с него неукоснительных приказов и поучений. Заканчивается третий день, третий день с начала блокады подозреваемых членов «Омеги».

Джону Таннеру хотелось знать детали. Он имел на это право.

Фассет был встревожен и раздражен, услышав прямые и точные вопросы директора службы новостей.

— У меня нет времени звонить вам каждый раз, как только кто-то переходит улицу.

— Я хочу получить ответы на свои вопросы. Завтра начинается уик-энд, и если вы хотите, чтобы я справился, то должны рассказать, что происходит. Где они сейчас? Какова их реакция? Я обязан знать.

Несколько секунд царило молчание. Когда Фассет заговорил, у него был усталый голос:

— Ну, ладно… Прошлой ночью Тремьян оставался в Нью-Йорке. Я говорил вам об этом, помните? В «Билтморе» он встретил некоего Таунсенда. Это известный биржевой игрок из Цюриха. Кардоне с женой сегодня отправились в Филадельфию. Они посетили свою семью в Честнат-хилл и вернулись в Бала-Синвуд для встречи с капо, правой рукой крестного отца мафии. Час назад вернулись в Сэддл-Уолли. Остерманы в «Плазе». У них был поздний обед с четой Бронсон. Они дружат уже несколько лет. Те тоже проходят как подозреваемые по списку Генерального прокурора.

— И никто не встречался друг с другом? Не перезванивались? Не строили никаких планов? Я хочу знать правду!

— Если они и говорили друг с другом, то с телефонов, которые не прослушиваются. Это значит, что они должны были несколько раз прибегать к услугам платных автоматов, чего мы не зафиксировали. Они не встречались — мы следим за ними. Если у кого-либо из них и есть планы, то только свои, личные, они не скоординированы… Мы исходим из того, что я рассказал вам. Вот и все, что у нас есть.

— Похоже, они не вступали ни в какие контакты друг с другом.

— Совершенно верно. Мы тоже пришли к такому выводу.

— Но это не то, чего вы ждали. Вы говорили, что они в панике.

— Я думаю, да. В панике. Все они. Но каждый в отдельности. Наши предположения подтверждаются.

— Что это, черт возьми, означает?

— Подумайте. Одна пара кидается на встречу с влиятельным мафиози. Другая обедает с мужем и женой, которые такие же фанатики, как сами члены Политбюро. А юрист неожиданно сталкивается с международным похитителем секретов из Цюриха. Вот это и называется паника. У КГБ много щупалец. И все они сейчас пришли в оживленное движение. Нам остается только сидеть и ждать.

— Не так просто находиться в таком положении, начиная со вчерашнего дня.

— Оставайтесь совершенно естественным. Вам станет ясно, что действовать на двух уровнях общения не столь сложно. Так всегда бывает. Если даже не удастся полностью контролировать себя, никакая опасность вам не угрожает. Они слишком заняты друг другом. И помните, завтра днем вы не должны ничего скрывать. Свободно разговаривайте. Будьте раскованны. Делайте и говорите все, что приходит в голову.

— И вы считаете, я смогу их убедить?

— Да у них же нет выбора! Разве вы этого не понимаете? У вас репутация репортера-расследователя. Должен ли я напоминать вам, что расследование заканчивается, когда его субъекты приходят в непосредственное соприкосновение? Это старый прием.

— И я должен сыграть роль катализатора, как бы не подозревая?

— Лучше всего вам так себя и вести. Чем вы будете непосредственней, тем лучше все получится.

Таннер закурил. Больше он не мог отрицать правоту джи-мена. Его логика убедительна. Теперь безопасность и спокойствие Элис с детьми находились в руках этого холодного профессионала.

— Хорошо. Я встречу их у дверей как долгожданных родичей.

— Именно так и действуйте. И если вы в самом деле сможете так вести себя, позвоните им всем с самого утра и повторите приглашение. Кроме Остерманов, разумеется. Как вы обычно делаете… И помните — мы рядом. Самое сложное оборудование, какое выпускают крупнейшие в мире корпорации, задействовано в вашем доме. Даже самое незначительное, самое крохотное оружие не пересечет его порога.

— В самом деле?

— Мы узнаем, если у кого-то в кармане будет даже бритвенное лезвие.

Таннер глубоко затянулся сигаретой. Сняв руку с телефонного аппарата, он испытал ощущение, будто находится в свободном падении.

Это было странное, неуютное чувство — полного одиночества.

Поняв, в чем дело, он серьезно расстроился и обеспокоился.

Все в жизни теперь полностью зависело от человека по фамилии Фассет. Таннер всецело в его власти.

К дому Таннера подкатило такси. Песик Джона, мохнатый вельш-терьер, взлаивая, носился по дорожке, всем своим видом излучая радость. На лужайку выбежала и Джанет. Из машины выбрались Остерманы, в руках пакеты с подарками. Водитель извлек большую сумку из багажника.

Таннер смотрел на них из дома: Берни в дорогом пиджаке стиля Палм-Бич и голубых брюках; Лейла в белом костюмчике с золотой цепочкой на поясе, юбка куда выше колен, а широкополая мягкая шляпа прикрывала левую сторону лица. Она олицетворяла собой успех и здоровый образ жизни в Калифорнии. Но во внешнем облике и поведении Берни и Лейлы замечалась некоторая искусственность — большие деньги пришли к ним лет девять назад.

Вдруг их успехи всего лишь фасад, гадал Таннер, наблюдая за парой, которая сейчас обнималась с его дочерью. Или же они в самом деле долгие годы обитали в мире, где рукописи и съемки оставались всего лишь вторичным занятием — отличной крышей, как сказал бы Фассет?