Лесли Каген - Насвистывая в темноте

— Твое дело, — буркнула Тру и ушла.

Она так быстро сдалась и не стала затевать настоящей ссоры, потому что мы обе знали, что сегодня же вечером, перед сном, я отдам ей синюю ленту с надписью ЧЕМПИОН золотыми буквами, так уж у нас заведено. В точности как того хотел бы папа.

После забега с яйцами в ложках, двух гамбургеров и хот-дога, а также короткого плескания в протоке мы залегли в траву под большим кленом, и я нюхала свою обожженную солнцем кожу, этот запах мне всегда нравился. Мы играли в «Рыба клюет» с Мэри Браун и Мими Бюшам, пока не начало темнеть, а потом нас с Тру отыскали Нелл и Эдди, и мы все вместе пошли к лагуне сидеть на покрывале у воды и смотреть на фейерверк.

Глядя, как все эти красные, и белые, и синие звезды взрываются в небе, я раздумывала о двух вещах. Первая такая: интересно, это очень больно — когда тебя убивают и насильничают? Потому что мы сидели не особо далеко от той ивы, под которой Тру нашла тенниску Сары Хейнеманн. А вторая вещь, про которую я думала, положив голову на колени Тру и глядя, как все фейерверки взорвались финальным аккордом и обращенные к небу лица осветились, была такой: может, мама видит эти огненные залпы из больничного окна? А если видит, скучает ли она по мне так же, как я — по ней?

Когда от фейерверка остался только дым, Нелл сложила покрывало и велела нам с Тру отправляться домой с Бюшамами, потому что они с Эдди поедут на озеро Мичиган глядеть на соревнования субмарин. Меня это вполне устраивало. Вечер теплый, и мне нравится идти по улице, заглядывая в освещенные окна гостиных, — там мать, и отец, и дети будто на картинке нарисованы. Сразу становится как-то радостно. Я не любительница подсматривать — не то что Мэри Браун. Мне не нравится смотреть так уж внимательно. Мне просто нравится ощущение… такое чувство, будто все идет, как должно идти.

Впереди нас толпой валил весь квартал, им не терпелось добраться домой, и я слышала, как миссис Бюшам вопит на своих детей, чтобы те заткнулись и прекратили ныть.

Тру сказала:

— А я разрешила Вилли чмокнуть меня у протоки.

Мне подумалось, что чмоканья с мальчишками еще гаже, чем валявшаяся под столом сосиска, которую Венди Бюшам подобрала и съела, а потому решила сменить тему.

— Ты виделась с Этель и Рэем Баком? — спросила я.

Мы как раз проходили дом Питерсонов, которые жили в квартале от своей аптеки. Окна темные.

— Угу. Этель говорит, Рэй Бак — фантастический водитель автобуса. У него маршруты по всему городу, и каждый надо помнить назубок. — Тру поддала ногой камушек. — И еще она сказала, что мистер Гэри вернулся в город и спрашивал про нас, и это типа мило, потому что мистер Гэри богатый, Салли. Мы можем попросить его одолжить нам денег после того, как мама умрет, а Холл попадет в неприятности, ну ты ведь знаешь, они точно у него будут, и тогда мы сможем уехать во Францию.

Вот поэтому Тру и считается гением: мне до такого ни в жизнь не додуматься. Это даже лучше, чем просто хороший план. И Тру права насчет Холла. Пару дней назад я лежала в постели (которая теперь пахла птичьим гнездом, что я однажды нашла на заднем дворе) и слушала, как Холл разговаривает сам с собой в уборной. «Тот управляющий… — и тут Холл замолчал, чтобы проблеваться, — большая шишка из Цинциннати, его Шустер нанял, он дааааже не представляет себе, с кем имеет дело. Они еще пожалеют, когда лучший продавец обуви к западу от Миссисипи хлопнет дверью». Утром я нашла его спящим в пустой ванной. У Холла всегда было неважно с координацией.

— У мистера Гэри такие задумчивые глаза, — сказала Тру «сонным» голосом; она говорила таким, когда слушала записи Бобби Дэрина на голубом транзисторе «Моторола», который мистер Гэри привез нам из самой Калифорнии просто так, в подарок. А что, если Тру запала на мистера Гэри, несмотря на его торчащие уши, и… эврика! Вот же он, тот паренек на маминой выпускной фотографии. Это же мистер Гэри! А я-то и не знала, что они с мамой знакомы. Он никогда ничего такого не говорил. Надо было лучше вникать в детали; всего-то и требовалось приглядеться к ушам, что веслами торчат у него из головы, хоть сейчас садись и греби. Мне даже пуще захотелось повидаться с мистером Гэри — расспрошу его про маму и про того парня, что упирается в верхний край карточки. Про Расмуссена.

Проходя мимо «Аптеки Питерсона», мы помахали Генри Питерсону. В аптеке продавали содовую, и Генри иногда вставал «дергать крантик», но так не очень вежливо говорить, тем более что у Генри болезнь под названием гомофелья, и он изо всех сил старается не падать на детской площадке, потому что с этой гомофельей уж если потечет кровь, то вытечет вся до капли. Поэтому Генри такой бледный, и весь в шишках, и вечно осторожничает, открывая какую-нибудь банку.

Зато Генри любит читать, совсем как я, так что порой мы усаживались на крылечко аптеки и разговаривали с ним о книжках. Многие другие дети дразнят его «гомо-Генри», я так понимаю, из-за кровяной болезни, так что друзей у него негусто. Он хочет стать летчиком, а потому много читал про самолеты, и это напоминало мне о моем Небесном Короле. Но Генри мог бы догадаться, что ни одного гомофелика в летчики не возьмут, потому как, если самолет упадет или еще что-нибудь, кровь захлещет во все стороны, и по кровавым брызгам русские легко найдут его и станут пытать, чтобы выдал правительственные тайны. Думаю, Генри станет аптекарем, как и его папа.

Готова спорить, он сам это знает — поэтому и ходит такой грустный.

Генри высунул голову из двери аптеки и сказал:

— Заходите.

Я подождала, пока Тру поставит велик у стены, а потом потянула дверь, и внутри аптеки оказалось прохладно, совсем как обещала наклейка на стекле: « Ледяная свежесть» . Генри сидел у аптечного прилавка, потягивая шоколадную газировку.

— Хотите? — показал он на свой стакан.

— Было бы здоровско, — ответила я.

— Как там фейерверк? — спросил Генри, слезая с табурета и заходя за прилавок. Он взял два стакана из стопки, протер их полотенцем и выставил на стойку.

— Лучше, чем в прошлом году, — сказала Тру. Думаю, сестра поняла, что Генри не ходил смотреть, и боялась, что это как-то связано с его кровяной болезнью, а потому не спросила напрямик, Тру не очень-то жалует больных людей. Кроме разве что миссис Галецки — та хоть почти и не двигается из-за ревматизма, но такой уж больной не выглядит.

Генри выдавил немного шоколада в наши стаканы. Я видела его лицо в большом зеркале на стеллаже. Генри вообще-то очень даже ничего. Бледный, как смерть, но красивый. Если Тру и Вилли собирались приударить друг за дружкой, тогда, наверное, мы с Генри могли бы сделать то же самое. Только без чмоканья.