Артём Патрикеев - Изменить этот мир

Вот слева послышался тихий смех и шепот, потом звуки поцелуев и шорохи. Здесь мне было делать нечего, любовь – хорошее чувство, если оно является чувством, а не смесью желаний, подкрепленных инстинктами.

Тишина ночного города – понятие относительное. Машины еще продолжали сновать туда-сюда, создавая определенный легкоузнаваемый гул, из окон многих квартир на улицу неслись телевизионные трансляции. В основном это были тупые сериалы или какая-нибудь другая гадость, мне это было безразлично. Каждый человек имеет право на тупость, за нее не убивают, во всяком случае, пока что.

Я шел недолго, минут пятнадцать-двадцать, когда услышал обнадеживающие звуки. Пьяные вопли распространялись с удивительной громкостью – вероятно, они могли бы перекрыть любую работающую сигнализацию. Пока я добирался до места пьянки, ориентируясь на звуки, мой мозг уже напоминал про давние фантазии: разрубание плевальщика огненным мечом, расстрел парней под Настиными окнами. Вспоминая последнюю фантазию, я злобно улыбнулся. Весело получалось, фантазия может оказаться вещей. Снайперской винтовкой я так и не обзавелся, но ножи уже давно меня убедили в своей эффективности.

Нервное возбуждение уже охватило меня. Неужели я дождался подходящего случая? Когда до этих паразитов оставалось совсем немного, мне уже трудно было себя контролировать. По телу пробегала мелкая дрожь, мысли путались в голове, прокручивая разные планы. Трудно было сосредоточиться. В таком состоянии на охоту лучше не ходить. Смутно я уже понимал, что сильно изменился, прошлый спокойный и рассудительный охотник отошел на дальний план, теперь в борьбу вступил охотник, жадный до крови, злой и беспощадный.

Вскоре я добрался до них. Всю картину происходящего разглядеть было нелегко, потому что компания, состоящая из трех человек (недаром говорят «сообразить на троих», и почему так повелось?), сидела под окнами задней стороны девятиэтажного дома на каких-то пеньках и бревнах, что-то весело обсуждая и прерывая обсуждение громкими воплями. Вероятно, так из них выходила лишняя энергия, которую они в силу своей тупости не могли направить на что-нибудь полезное. Если бы не свет от окон, что-либо разглядеть вообще было бы невозможно, а так я занял удобную позицию неподалеку. В такой темноте и при таком шуме им меня было не обнаружить.

Если я правильно ориентировался во времени, то полночь уже минула, а никто из этой троицы уходить не собирался. Долгое ожидание успокоило меня. Понимание того, что жертвы уже никуда не денутся, действовало расслабляюще, а то, что сладкий процесс уничтожения немного отдалялся, большого значения не имело. На самом деле трудность состояла в том, что эти трое продолжали сидеть в круге света, в нужном окне свет никто не собирался выключать. Нападая при таком раскладе, я мог нарваться на любителя посмотреть в окно перед сном, и если в освещенных окнах я мог вовремя заметить угрозу, то в темных окнах ничего нельзя было разглядеть. На меня могли смотреть все темные окна, которых становилось все больше и больше. Оставалось только ждать. Меня поражало только долготерпение граждан: под твоими окнами орут уже два часа подряд, а ты спокойно переносишь это издевательство.

Сзади раздалось шуршание и громкое «гав!». Я от неожиданности чуть не подпрыгнул.

– Лиза! Назад! Куда поперлась! Не ходи к ним, а то еще заразишься!

Я не мог разглядеть говорившую, потому что, судя по голосу, это была женщина. Собака для меня представлялась черным большим силуэтом, которому не хватало только белой маски «собаки Баскервилей». Немного порычав, собака убежала, и я услышал удаляющиеся шаги.

Я перевел дыхание, так можно и инфаркт получить. Вот веселая будет картина – убийца умирает от страха! Да все читатели и зрители животики надорвут. Смотреть на собаку и не выпускать из поля зрения пьянчуг было нелегко, поэтому заметить, что они повернулись на «гав!», я сумел, а вот то, как один из них бросил в сторону звука бутылку, нет. Она угодила мне точно в бедро. Еле сдержавшись от предательского крика, я присел на землю, схватившись за больное место. Пару секунд я думал, что не сдержусь, но постепенно боль стала отпускать, давая возможность расслабиться и перевести дух.

– Зачем ты ее бросил? Там еще оставалось на донышке! – воскликнул один из них.

– А-а, ладно, у нас еще есть! – весело ответил другой, доставая откуда-то из-за спины еще одну.

– Опа, да ты прямо фокусник! – включился в разговор третий.

– Выпьем, старушка, где наша кружка! – заорал сидящий посередине, подсовывая свой стакан.

– Я тебе не старушка, – обиженно ответил «фокусник». – Я вообще мужского пола, если ты не заметил.

Немного странные разговоры для беспробудных пьянчуг. Вполне возможно, что в прошлом они были нормальными людьми, имеющими какое-никакое, но все ж образование. Теперь они все запихнули коту под хвост и продолжали свою жизнь весело и беззаботно, не обращая внимания на окружающих. Такие люди заслуживали смерти еще в большей степени, чем кто-либо другой. Ведь человек, рожденный и выросший в ублюдской среде, не может вырасти никем иным, кроме как ублюдком (бывают чудеса, но они настолько редки, что их можно не принимать в расчет). А вот человек, который получил образование, жил в нормальной семье, опускаясь до примитивного уровня, на самом деле опускается намного ниже, чем рожденный ублюдком. Ублюдку опускаться практически некуда, поэтому все, что он ни делает, или оставляет его ублюдком, или поднимает на ступеньку повыше, а вот нормальный человек, падающий вниз, пролетает много-много ступенек, прежде чем ему удается хотя бы притормозить (не говоря уже о том, чтобы подняться обратно вновь – это уже практически невозможно).

Не сумев использовать все дарованное жизнью, разбазарив все свои дарования и умения, человек сам себя повергает в тупость и деградацию. Таких надо нещадно уничтожать, оставляя место тем, кто сумеет подняться на более высокие ступеньки развития и не скатится вниз от мелких неприятностей или мозговых заскоков. Будущее должно принадлежать людям, стремящимся вверх. Только стремиться они должны не по головам других людей, а поднимаясь над собой все выше и выше.

Очередные философствования прервались приближающимися шагами.

– Лиза, домой, пошли быстрее. – Голос, раздававшийся где-то за спиной, приблизился и исчез.

Только теперь удаляющиеся шаги давали понять о том, что дама с собачкой направляется отсюда куда подальше. На этот раз я собаку не заинтересовал, и она не подходила. Возможно, ей тоже хватило нашей первой встречи, или более интересные запахи, с которыми я не мог конкурировать, отвлекли ее.

– И почему собаку зовут Лиза? Нельзя было придумать другое, нечеловеческое имя? – Очередные незапланированные мысли, совершенно не связанные с предстоящим убийством, зашевелились в голове.