Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью

— Питер, я сломался. Я хочу сказать, перебираюсь обратно к Луэлле, — сообщил он, глядя в кофейную чашку. — Мы с ней наконец поговорили, и я согласился вернуться.

— Надеюсь, ты поступаешь правильно.

— Иду на риск.

— Хочешь и дальше работать на кухне?

— Нет, — сказал он. — Можно, я снова возьмусь за «сцены»?

— Конечно. Буду очень рад. Ты поставил Луэллу в известность?

— Она говорит, с ее стороны возражений нет.

Я продолжал заглатывать пищу, он потягивал кофе. Меня глодала зависть — найти женщину, которая так его любит — ей все равно, чем он занимается!

Покончив с едой в рекордное время, я отодвинул пустые тарелки и налил чашку чаю.

— Слушай, Кинг, — поколебавшись, заговорил я, — не хочу сбивать тебя с толку. Бог свидетель, я только выигрываю, заполучив назад популярного жеребца. Больше денег в банке. Но ты понимаешь, что Луэлла может передумать?

Огромный черный детина застыл без движения.

— По-твоему, я над этим голову не ломал? И Луэллу спрашивал.

— А она?

— Она не сказала: «Нет-нет, никогда». Она сказала, что не может знать, как будет относиться ко мне через полгода, но все равно хочет попробовать. Просто посмотреть, что получится.

— Надеюсь, получится, Кинг.

— Я тоже надеюсь.

Заплатив по счету, я купил две сигары. Много лет не курил сигар. Мы с Кингом запалили и, важно попыхивая, двинулись нежной ночью в «Питер-Плейс».

— Знаешь, — сказал Кинг, — мы ошибаемся и говорим: «Ладно, в следующий раз буду умней». Но следующего раза не бывает, правда? Я хочу сказать, ты вроде все учишься, а жизнь проходит.

— Профессионалов тут не бывает, Кинг. Мы все любители. Я имею в виду, в искусстве жизни.

— Луэлла… она говорит, что всю жизнь рассчитывала, как получить хорошее образование, как поступить в колледж, получить ученую степень, устроиться на работу, сделать карьеру. И всего этого добилась, а оказалось, этого мало. Теперь хочет жить одним нынешним днем.

— Умная леди, — заметил я.

— М-м-м… — с сомнением промычал он, — может, и умная. А потом, в смертный час, она снова скажет: «Боже, какая ужасная ошибка, в следующий раз буду умнее». Но следующего раза не будет, правда? Я хочу сказать, Питер, никто на самом деле не знает, правильно он поступает или нет.

— Будь я проклят, если знаю, — сказал я.

Прошло очень много времени с тех пор, как я ложился в постель с Дженни Толливер, и перспектив на ближайшее будущее не было видно. А после отъезда Николь Редберн на побережье я лишился и этой физической близости, которая странным образом доставляла мне столько радости.

Я играл одну-две «сцены» в неделю, чтобы — простите за выражение — не потерять форму, ибо напряженная работа притупляет страсть.

В начале июня один из жеребцов не явился на «сцену» — не такой уж редкий случай, — и я сказал Марте, что сыграю сам. Клиентку звали Мейбл. Терпеть не могу это имя.

Она пришла ко мне в спальню на третий этаж. Похожа на подросшую Сиротку Энни, в ситцевом платье с пышными оборками на юбке и кружевным воротничком. Жуткое безобразие. Однако молода и свежа. Двадцать с небольшим — прикинул я.

Она попросила диетколы, которую принесли в фигурном стакане из толстого стекла с нацепленным на край кусочком лайма. Мейбл посмотрела его на свет и восхищенно причмокнула:

— Сказка.

Когда она сбросила одежду, я остолбенел. Зрелище было не столько прекрасным, сколько фантастическим.

Вверх от пупка — гармония и изящество: маленькие груди, узкие плечи, тонкие руки. Светлая шапка кудряшек обрисовывает яйцевидную головку, спускается на длинную шею. Полное впечатление девической хрупкости.

Ниже пупка — совершенно другая женщина. Широкие ляжки, толстый живот, массивные ягодицы, тяжелые икры. При тонких детских руках — огромные, словно копыта, ноги.

Как будто фокусник-шарлатан распилил двух разных женщин, а потом сложил, перепутав половинки. И сзади, и спереди она напоминала большую золотистую тыкву.

Я разделся, она оглядела меня и сказала:

— Чудное тело.

Не слишком опытная в постели, она легко и охотно училась. Несколько раз я слышал: «Сказка» — или: «Чудо».

Она обладала силой и энергией подростка. Даже эти гигантские бедра и ягодицы, огромный зад были мускулистыми и крепкими. Как и моя бывшая жена Салли, она оказалась чувствительной к щекотке.

Мы хорошо позабавились. Когда она возбудилась, ее лицо, шея, грудь, торс начали наливаться розовым цветом. Нижняя часть тела оставалась молочно-белой, что только усиливало контраст. В общем, было на что посмотреть.

Ублажать ее пришлось довольно долго, но я в конце концов справился.

Вновь обретя дар речи, она сказала:

— Мне было хорошо.

— Мне тоже, — ответил я. Обычный для проституток обмен любезностями.

— Я в самом деле дошла?

— В самом деле. Что, раньше с тобой этого не бывало?

— Может, бывало, не знаю. А такого — никогда.

Когда мы одевались, она заметила:

— У меня есть собственная квартира. Я хорошо готовлю.

— Мейбл, — объяснил я, — нам не разрешается встречаться с клиентками на стороне. Строжайше запрещено.

— О, — разочарованно протянула она.

— Ты всегда можешь прийти сюда, — заметил я. — Спросишь меня.

— Я знаю. Но лучше бы мы… А можно, я оставлю тебе телефон? Просто на случай.

— Давай, — сказал я. — Если хочешь.

Она вытащила из сумочки маленькую записную книжку и золотой карандашик. Написала свой адрес, номер телефона и полное имя — Мейбл Хеттер.

— Не потеряй, — сказала она.

— Не потеряю, — сказал я, складывая записку и засовывая ее в жилетный карман.

— Никогда не знаешь, что может случиться, — сказала она.

Мы встретились с Оскаром Готвольдом у Марты в девять утра. Даже в такой ранний час он был бодр и вылощен, лысина и башмаки сияли.

Прихлебывая кофе и хрустя датскими хлебцами, я рассказал, как детектив Люк Футтер потребовал удвоить гонорар и выплачивать ему ежемесячно двадцать тысяч. Оскар только сочувственно покачал головой.

Затем речь повела Марта. Она рассказала, как Сидней Квинк пытался шантажировать нас в самом начале нашей деятельности, как мы обратились за помощью к Футтеру и как тот согласился. А потом включила запись.

Этот хриплый голос шел из другого мира, из других времен. Мы внимательно слушали. Когда пленка кончилась и Марта выключила магнитофон, Оскар допил кофе и, прежде чем заговорить, аккуратно промокнул губы бумажной салфеткой.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, но я так понял, что вы намереваетесь с помощью этой пленки поставить его на место. Правильно?

— Правильно, — сердито кивнула Марта. — Он не захочет огласки.

— Да? — иронически хмыкнул Готвольд. — А как вы собираетесь ее оглашать? Прокрутить в суде? По телевизору?