Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью

— Да, но она никогда ничего не говорила о своей тетке.

Он вынул из кармана маленькую записную книжку и занес в нее мое имя. Спросил адрес и номер телефона.

— Симпатичная женщина, — сказал он. — У нее были любовники? Или об этом она вам тоже никогда ничего не говорила?

— Я думаю, у нее были встречи, — уклончиво ответил я. — Она редко рассказывала о своей личной жизни.

— Угу, — кивнул он. — Она была разведена?

— Я никогда не спрашивал. Думал, что она просто рассталась с мужем. Я думал, что он просто оставил ее, она не знала, где он, и не хотела знать.

— Вот как, — сказал детектив, захлопнув книжку. — Если понадобится еще о чем-нибудь вас спросить, я позвоню. Спасибо, что пришли. Люди обычно не желают с нами связываться. Вот моя карточка, на случай, если вы вдруг что-то вспомните.

— Это была замечательная женщина, — совсем не к месту выпалил я.

— Хотел бы я знать, зачем выдирали эту цепочку? Странно, — покачал он головой. — Если она была дома, то подняла бы крик, заслышав, что кто-то ломится в дверь. Как вы думаете?

— Наверно.

— Если только, — продолжал он, — этот «кто-то» не был ей хорошо знаком. Она его впустила. И вдруг, не успев защититься или позвать на помощь, получила удар по голове. А потом преступник попытался создать видимость грабежа. Ну, перевернул все вверх дном, забрал драгоценности, расшвырял лампы и все такое. А дверь он взломал, когда уходил, чтоб мы подумали, будто грабитель вломился снаружи. Только перестарался и вырвал цепочку. Не понял, что это послужит доказательством ее присутствия в квартире в момент его визита. Глупо, правда?

— Да. Глупо.

— А ведь по телевизору без конца крутят всякие детективы.

— А… — у меня перехватило дыхание, — она… она сильно поранена? Я хочу спросить, боролась она со своим… с этим типом?

Он с восхищением посмотрел на меня.

— Вы молодец. У вас голова не только для шляпы. Нет, серьезных ран нет. Только дыра в затылке, которая оказалась смертельной. Поэтому я и думаю, что она впустила кого-то знакомого. Ведь он проломил ей голову, когда она повернулась спиной, ничего не подозревая. Благодарю вас, что пришли.

Я уже выходил из спальни, когда детектив окликнул меня:

— Мистер Скуро!

Он поманил меня пальцем. Потом направился к шкафу, вытащил оттуда витую плеть. И двинулся мне навстречу, помахивая ею. Плеть мерно посвистывала.

— Вы это когда-нибудь видели?

— Нет, никогда.

— Не знаете, зачем она тут нужна?

— Не знаю.

— Угу! — сверкнул он глазами из-за своих очков в тонкой стальной оправе. — Интересный случай. Пожалуй, стоит поразмыслить. Знаете, просто из любопытства, — сказал детектив Джул Слоткин.

Мейбл Хеттер закончила трепетный распев «Я тебя жажду» и повернулась на рояльном табурете ко мне лицом.

— У меня чýдная идея, — радостно сообщила она. — Почему бы тебе не переехать сюда, ко мне?

В любое другое время я посмеялся бы над таким предложением. Но прошел только день после убийства Марты, и я был мрачен. Ничто с такой силой не заставляет задуматься о потраченных попусту днях и благих намерениях, как чья-то внезапная смерть.

Поэтому я с ходу не отверг этого варианта.

— О Мэй, — сказал я, — это самые замечательные слова, какие я слышал за долгое-долгое время, и я страшно тебе благодарен. Правда. Но, дорогая, столь серьезный и важный шаг следует тщательно обдумать.

— Ты не хочешь жить вместе со мной? — обиженно спросила она.

— Конечно, хочу, но сама посуди. Мы видимся два-три раза в неделю и прекрасно проводим время. Однако где гарантии, что мы сохраним те же чувства, если будем видеться ежедневно? Я могу так тебе надоесть, что ты на стенку полезешь.

— Никогда! — поклялась она. — И ты будешь совершенно свободен. Можешь идти к другим женщинам, а я поищу других мужчин.

Это меня удивило. Я был достаточно самонадеян, чтобы считать себя единственным, кто ей нужен.

— Давай подумаем, — продолжал я. — Мне очень не хочется, чтобы мы, вступив в постоянный союз, вдруг осознали, что совершили ошибку.

— Хорошо, — спокойно ответила она.

Я провел с ней ночь, и мы занимались любовью с потрясающим успехом. Я наслаждался вернувшимися способностями, и Мейбл, судя по восторженным крикам, тоже.

Причина была ясна. Если исходившая от Ивара Гутьерреса угроза оскопления лишила меня мужской силы, то убийство Марты вселило страстное желание ринуться в пучину жизни, все испытать и испить свою чашу до дна.

Когда Мейбл заснула, тихонько посапывая и похрапывая, я вышел в гостиную, сел в кресло, налил себе коньяку и погрузился в глубокие думы.

Я знал, что Мейбл не моя женщина. Не такая красивая, как Дженни Толливер, не такая волнующая, как Николь Редберн. Но это нисколько не умаляет ее достоинств. Она прекрасно подошла бы другому мужчине, но не мне.

Я тихо сидел, глядя в темноту, пил и думал, чего же мне надо.

Приехала тетка Марты, чтоб увезти ее тело в Чикаго. Я спросил, согласна ли она провести панихиду в церкви на Мэдисон-авеню, и она согласилась в обмен на обещание, что «Питер-Плейс» возьмет на себя все расходы.

Янси Барнет, Кинг Хейес и я поработали с жеребцами, чтоб обеспечить достойную публику. В «Зале грез» мы повесили объявление, и многие клиентки обещали прийти. Клара Хоффхаймер сказала, что будет, Оскар Готвольд и Игги Самуэльсон тоже. Клуб закрыли до двух часов дня, чтобы служащие могли присутствовать на службе.

Антони Каннис, Михаэль Гелеско и Октавий Цезарь сообщили, что, к глубокому сожалению, прийти не могут, но каждый прислал ворох прекрасных дорогих цветов. Свою лепту внесли жеребцы. Мы с Янсом заказали венки. Маленькая церковь напоминала оранжерею.

Чикагская тетка оказалась угрюмой мрачной особой с клацающими челюстями. Она опиралась на руку Мартиного сына, высокого стройного мальчика в форме военной академии, бледного и взволнованного. Оба сели у гроба.

Закрытый гроб стоял на задрапированном подиуме. На крышке лежал букет роз от сына. Служил местный священник. Из динамиков лилась органная музыка. По-моему, в записи.

Священник, серьезный, совершенно лысый молодой человек, расспрашивал меня о Марте, чтобы украсить свой панегирик деталями из ее жизни. Я сообщил то, что ему, на мой взгляд, следовало знать — получилось не слишком много, — и он упомянул обо всем в скорбном обращении к собравшимся, которое оказалось милосердно коротким.

Сам я стоял, прислонившись к стене у входной двери, чтобы, почувствовав перебор, можно было быстро и незаметно выйти. Но выдержал до конца.

В своей заунывной речи служитель церкви сказал, что «прекрасная, полная сил и энергии женщина» была «вырвана из жизни» тем, чья «безбожная философия насилия» оскверняет «все, что нам дорого», и угрожает самому существованию нашего «мирного и любимого города».