Лукаш Орбитовский - Святой Вроцлав

— Что будет знаком? — спросил Адам. Пилигримы уставились на него, а унтер с другой стороны улицы приказал заткнуться. Только он не мог заглушить голос Святого Вроцлава, звучащий в голове Адама. Голос сообщил:

— Их будет двое.

Адам ждал.

Томаш, который до сего времени считал, будто бы все можно купить, переживал разочарованность окружающим миром. Если бы только где-нибудь существовал океан водки, а в нем Марианская Впадина, заполненная спиртом, который был способен растворить тот облом, что встретил Томаша Бенера! Речь шла о моральном состоянии всего света. Но оно исправилось в самый неожиданный момент.

Все можно купить — если бы Томаш вновь народился на свет, эти слова он произнес бы первыми. Устройство делишек, подмазывание, обмен услугами вписаны в истинных поляков так же как пьянство и упоминание Матери Божьей ченстоховской. Из взаимных услуг и знакомств он выстроил планы для всех близких. Для Малгоси имелись ходы на четыре факультета в Университете, но теперь Малгоси уже нет. Нет, и наверняка уже и не будет.

Сначала тот полицейский. Он стоял на самом краю тротуара и, похоже, сам боялся. То было в первую ночь установления кордона. Они с Михалом не знали, что делать. Полицейские отталкивали людей, угощали дубинками, упаковывали в автозаки. Толпа разбегалась. Оставалось только ожидать и курить. Михал хотел пробраться с другой стороны.

— Успокойся. Я покажу тебе, как делаются подобные вещи. Нужно только немного подождать, — сказал ему Томаш. Так что они ждали, невыносимо, потому что в тишине. Полицейские из кордона разбирались с наиболее агрессивной частью паломников, а Томаш вытер лицо платочком, глотнул воды, сунул в рот мятную таблетку.

— Я с тобой, — предложил Михал. Томаш отрицательно покачал головой.

— Ладно, можешь идти сзади, — согласился он наконец, — только не говори ни слова.

Они пошли. Михал ничего не говорил, за то глядел и слушал, стоя шагах в десяти сзади. Томаш подошел к офицеру, шагами ксёндза, который как раз идет проверить, сколько там осталось на подносе денег. Полицейский, похоже, догадался, с кем имеет дело, потому что надел на лицо маску болезненного сочувствия, неохотно пожал протянутую руку.

— Что тут происходит? — спросил Томаш.

— А пан не знает?

Тот отрицательно покачал головой. Пауза. Томаш скорчил мину, как будто бы у него случился заворот кишок, и полицейский уже понадеялся на то, что нежелательный незнакомец уйдет. Томаш остался, и весьма подробно рассказал о том, кто он такой, и как его уважают люди. Он протер очки и вздохнул, указав на черный дом за спиной полицейского.

— Там моя дочка. Ее отнесли туда позавчера.

— Кто отнес?

Томаш вздохнул.

— Пан офицер, мне попросту необходимо туда войти.

А «пан офицер» тут же широко улыбнулся, и совсем не потому, что он был всего лишь сержантом. Беседа обрела смысл, и теперь ее можно было закончить.

— Туда никто не пройдет, — сообщил он.

— Но вы ее разыскиваете? Разыскиваете там всех пропавших? — допытывался Томаш, хотя все остальные пропавшие его нисколечки не волновали. Он с удовольствием отдал бы их Святому Вроцлаву. Вот только вернется ли тогда Малгося?

— Никто туда не пройдет. Мы делаем все, что можем, — уточнил полицейский.

А Томаш развел руками, покачал головой в знак того, что понимает, только уходить не собирался. Он бубнил о том, сколько у него приятелей, а приятели — это ценная вещь, тем более, в эти беспокойные времена. Дружбой с дантистом следует дорожить, ведь зубы — это сокровище.

— Мне нужно пройти, там моя дочка.

— Вы только подумайте, чего пан говорит, — посоветовал полицейский, а Томаш либо этого не услышал, либо не желая слышать, начал копаться по карманам, и наконец, заметил, что они могли бы и договориться.

— Мне нужно туда пройти.

Рука с деньгами уже направлялась кверху, на лице полицейского мелькнуло выражение жадности, тут же заменившееся выражением нелюбви ко всяческим беззакониям, и Михал чуть ли не бросился на Томаша, дернул за запястье, и освобожденные сотни полетели над кордоном, в сторону Святого Вроцлава. Томаш чего-то прошипел, он еще пытался ловить деньги, но Михал, не отпуская, тянул его к автомобилю. В багажнике находилась сумка с лекарствами и оружием. Отец Малгоси еще успел глянуть назад. Сержант скрестил руки и выглядел таким, кто не знает никаких забот и не верит, будто бы у других заботы бывают.

— Ну, и чего ты натворил?! — рявкнул Томаш.

— Задницу тебе спас. Нам обоим. И не моя вина, что ты не понимаешь.

— Все я понимаю, — тяжело дышал Томаш, с трудом выдавливая из себя слог за слогом. Ну а Михал залыбился, не так, конечно, достойно, как полицейский, но тоже на все тридцать два, и сказал:

— Не понимаешь, потому что ты мудак, считающий, будто бы найдет свою дочку в аресте в участке.

Томаш выглядел так, словно бы набрал грязи в рот и не знал, то ли выплюнуть, то ли проглотить. От подобного рода решений иногда зависит жизнь, так что Томаш стоял так долго — с надутыми щеками и странно распахнутыми руками, будто бы держал в них два невидимых ящика — чтобы потом неожиданно выпустить воздух, стиснуть губы и усесться в машину. Михал обошел капот и уже вытягивал руку, чтобы открыть пассажирскую дверь… Но тут Томаш без слова отъехал, и вид застывшего говнюка с раскрытым от удивления ртом поправил ему настроение до самого ближайшего поворота.

Двери, еще недавно широко распахнутые, Томаш Бенер обнаружил захлопнутыми; люди же, с которыми он обнимался еще пару недель назад, теперь пропали или не отвечали на телефонные звонки. Попытка добраться до коменданта Цеглы раскололась на кусочки уже на первом этаже воеводского полицейского управления, а поиски его заместителей — еще перед дверями. Про Бенера забыли прокуроры, знакомые и те, о которых он знал лишь понаслышке, полицейские, врачи, судебные исполнители и даже дворник в суде, которому он когда-то заменил передние зубы, испорченные дешевыми винами. Все отворачивались, извинялись, что не могут, что ситуация исключительная. Тут каждый звонит с подобными проблемами, всем помочь просто невозможно, так что никто никому и не помогает.

Он пытался и вслепую: шатаясь по учреждениям и управлениям, со свертком банкнот в кармане он тщательно обошел весь Святой Вроцлав в поисках полицейского-мздоимца. Таких он нашел целую кучу, вот только стояли они слишком близко друг от друга. Урок Михала он усвоил, и теперь Святой Вроцлав пробуждал в нем испуг.

Так он ходил целый день, потратил на звонки несколько сотен злотых, постучался в пару десятков дверей, но никакие из них, если не считать собственных, перед ним не открыли. Остановившись на пороге дома, выглядел он словно чучело. Не говоря ни слова, вошел. Уселся, пялясь на телефон. Ничего не ел, зато пил.