Лукаш Орбитовский - Святой Вроцлав

Всем известно, как появился Святой Вроцлав. Никто ничего не знает.

Некоторые — как тот приходящий ко мне пес — считают, будто бы он никогда и не существовал. Пес говорит: был это самый обычный жилой массив, разве что более грязный, по сравнению с остальными, и неправда, будто бы люди там взбесились, а если и взбесились, то не сильнее, чем в Старом Городе, на Криках [1] Krzyki, (нем. Krietem) — бывший административный самоуправляемый район Вроцлава. Это же название носит один из микрорайонов — Кжики. В настоящее время, на территории Кжиков, на месте самого высокого здания во Вроцлаве, Польтегора, выстроена 220-метровая Sky Tower. Неподалеку возведен новый торговый центр «Аркады Вроцлавске». В этом же районе располагается вроцлавский Экономический университет, старое еврейское кладбище, водонапорная башня, Центральный вокзал, Вроцлавский Театр Пантомимы — Википедия или Собачьем Поле [2] Psie Pole (нем. Hundsfeld) — бывший административно-самоуправляемый район Вроцлава, располагающийся в северной части города. Собачье Поле включает в себя все микрорайоны, расположенные на правом берегу основного течения Одры, Старой Одры и Навигационного канала, в том числе: Карловиче, Особовице и отдельный в прошлом город Псе Поле. В район входят три крупных микрорайона: Закжув, Псе Поле и Ружанка. Через район протекает река Видава, на крупном отрезке образующая границу города. Здесь же растут густые леса — Википедия . У всего мира поехала крыша, только еще большей шизой было бы спихивать всю вину на одно-единое место — серьезно мотает он угловатой башкой и глядит на меня единственным, окруженным кремовым кольцом гноя сохранившимся глазом.

Вот птица знает лучше всех, в конце концов, она летала над Святым Вроцлавом, который в одну хмурую ночь должен был спуститься с неба на берег Одры. По ее мнению, железные ворота были раскрыты, приглашая каждого, кто только желал спасти свою жизнь, а через сорок четыре дня Святой Вроцлав полетел назад в место, где нет ни боли, ни смерти.

Я всегда просыпаюсь перед рассветом и слышу старого кабана, роющего землю в поисках пищи. Вижу его тень, огромную, словно тень носорога, один его клык толще моего запястья. Кабан тоже видел Святой Вроцлав. Строили его ангелы беззвездными ночами, каждый из них высотой в пять метров, с худыми руками, это они возводили город-надежду для больных и грешных. Как-то ночью сам сатана решил уничтожить божественное творение. Завязалась битва, Святой Вроцлав рухнул вместе с людьми, что проживали в нем, но и сатана был захоронен в развалинах. Там он лежит до нынешних пор. И нечего опасаться, — говорит кабан. Каждый из них знает лучше: одноглазый пес, кабан с единственным клыком, однокрылая птица.

Все знают, как появился Святой Вроцлав. И никому ничего не известно. Я пытаюсь записать эту историю. У меня нет ни документов, ни свидетельств, одни только обрывки историй, воспоминаний, слова моих животных. Никто, кто был в Святом Вроцлаве, не может о нем рассказать, а те, кто видел его снаружи, либо мертвы, либо имеют гораздо более интересные дела.

Я бы и не писал, если бы нашел другое занятие или компанию получше. Трудно разговаривать с одними только животными и остаться при здравом уме. Я даже понятия не имею, который теперь час. Я не могу различить небо и землю — вполне возможно, я свисаю со звезды вниз головой. Иногда мне снится, будто бы я проснулся. И Святой Вроцлав я описываю как беседу с самим собой.

Началось все это на переломе зимы и весны, в самое гадкое время года. До самой средины марта мороз терроризировал город, снег скрипел под сапогами, а на автомобилях высились белые папахи. Температура — если верить пенсионерам — днем спадала до минус двадцати, на улицах валялись замерзшие коты и голуби. Зажигание автомобилей не желало срабатывать, машины кашляли и плевались, а их хозяева ругались на чем свет стоит. На чем там стоял свет — никто не знает, но вот автомобиль, если даже ему удавалось сдвинуться с места, тут же замирал в пробке. Ноги люди ломали, что твой хворост. В те дни видывал я парней в подбитых мехом капюшонах, когда они курили всякую дрянь через мундштучки в парке на Старомейском Променаде. Лица у них были закрыты так плотно, что наружу торчали одни лишь покрасневшие носы.

Забавно, потому что я совершенно не помню, чтобы падал снег, хотя с каждым днем его становилось все больше. Иногда только случалась метель, ветер метал тучи серебряных иголок, так что все вдруг застывало, будто бы все мы жили внутри стеклянного шара, который кто-то тряхнул. Февраль еще не закончился, а люди не говорили ни о чем другом, как только о погоде. Туг могла бы начаться война на три фронта, но все только бы и пялились в небо, высматривая весну.

Мороз попустил где-то в средине марта. После пары-тройки совершенно никаких дней снег вдруг начал таять, хлынул дождь, по улицам потекли ручьи. Одра поднялась чуть ли не под аварийную отметку, потом даже выше, все ожидали наводнения — но оно как-то и не наступало. Некоторые утверждали, будто бы это уже конец света, но большинство — включая и синоптиков — выражало мнение, будто бы дождь должен был продлиться еще несколько дней. А потом вернется солнышко. И правда, вскоре дождь должен был перейти в состояние постоянной мороси. Такое состояние продолжалось много недель, и солнца никто не видел.

В квартале Ружанка [3] Rozanka (нем. Rosenthal, после Второй мировой войны, так же Ryzan i Rogozin — вроцлавский микрорайон в районе Псе Поле. Микрорайон расположен между Одрой с юга, улицей Жмигродской — с севера и улицей Балтицкой — с востока. На западной окраине жилого массива находится старинное Особовицкое Кладбище, крупнейший некрополь Вроцлава. В состав жилмассива входит — на западе, между улицей Балтицкой и кладбищем — множество односемейных домов и небольших домиков на несколько семей (округа улиц Чешской и Моравской, по большей части — это застройка первой половины XX века), а так же крупнопанельные дома в районе Хорватской, Безпечней и Югославской, которые на современных планах города обозначены как «Литота» — Википедия вздымался жилой массив крупнопанельных домов. Состоял он из здоровенных домов, издалека похожих на беспорядочно расставленные громадные параллелепипеды. Истоптанный круг походил на древнее святилище, возведенное руками молящихся Солнцу великанов. Понятное дело, днем это были панельные дома, которые вокруг стояли тысячами, никто не усмотрел бы в них ничего необычного. Между домами располагался теннисный корт, на котором летом можно было попинать мячик, а зимой бутылки — этим вторым делом занимались и рядом с игровой площадкой. На самом краю массива возводили костел — медленно, упорно, по причине сильной, хотя и медлительной воли приходского священника. Совсем иначе были выстроены ясли-сад и школьный комплекс, где уже царили новые времена iPod-oв, сережек в пупках и умных наркотиков. С одной стороны текла Одра, всю остальную площадь живым треугольником охватили улицы На Полянке, Жмигродская и Балтицкая.