С. Уотсон - Прежде чем я усну

Загорелся зеленый. Доктор перестал барабанить и нажал на газ.

— Почему Бен не рассказал мне про Адама? — я сама не ожидала, что заговорю. — Не могу понять. Ну почему?

Он взглянул на меня, но промолчал. Мы проехали еще немного. На задней панели машины, которая ехала перед нами, игрушечная собачка смешно кивала при движении, а за ней виднелась светловолосая детская головка. Мне вспомнился Альфи.

Доктор Нэш прокашлялся.

— Расскажите мне, что произошло.

Значит, это действительно правда! В глубине души я надеялась, что он скажет: не понял, о чем это вы? Но как только я сама произнесла: Адам, то поняла, насколько зыбкой и наивной была эта надежда. Я чувствовала, что Адам реален. Он существует, пусть только во мне, в моем сознании, занимая его почти целиком, в отличие от других людей. Бена, доктора Нэша. Даже меня самой.

Я разозлилась. Значит, все это время он знал!

— И вы тоже. Вы ведь принесли мне мой роман. Почему же не рассказали мне про Адама?

— Кристин, — повторил он. — Расскажите мне, что произошло.

Я продолжала смотреть вперед.

— Я кое-что вспомнила.

Он быстро посмотрел на меня.

— Вот как?

Я молчала.

— Кристин. Я хочу вам помочь.

И я рассказала ему свой сон.

— Это было позавчера. После того, как вы отдали мне мою книгу. Я рассматривала фотографию, которую вы вложили, и внезапно вспомнила день, когда ее снимали. Не знаю почему. Воспоминания нахлынули, как цунами. Я вспомнила, что была тогда беременна.

— Он молчал. — Так вы знали? Знали про Адама?

Он заговорил. Медленно.

— Да. Конечно, знал. Из вашей истории болезни. Он был совсем маленький, когда вы потеряли память. — Пауза. — Кроме того, мы с вами о нем уже говорили.

От этих слов я похолодела. Я вся дрожала, хотя в машине было душно. Я понимала, что, возможно, и раньше вспоминала про Адама, но подтверждение моей догадки — что я проходила через все это раньше, а значит, буду проходить еще не раз — потрясло меня.

Видимо, он почувствовал мое ошеломление.

— Да, пару недель назад вы рассказали мне, что встретили на улице ребенка. Мальчика. Поначалу у вас возникло впечатление, что вы его знаете, что он потерялся, но теперь вернется домой. И что вы его мать. А потом вы вспомнили. Рассказали все Бену, и он рассказал вам про Адама. А позже в тот же день вы пересказали все мне.

Я ничего этого не помнила. Мне пришлось сказать себе: эй, он говорит не о ком-то постороннем — речь о тебе самой!

— Но с тех пор вы мне о нем не напоминали?

Он вздохнул.

— Нет.

И тут я вспомнила кое-что из дневника — фотографии, которые мне показывали на сканировании.

— Но я видела его снимки! — воскликнула я. — Когда лежала под сканером! Там был он!

— Да, — сказал доктор. — Это были снимки из вашей истории болезни.

— Но вы тогда ничего мне не сказали! Почему, объясните же?

— Кристин, вы должны понять, что я не могу начинать каждую нашу встречу с рассказа о фактах, которые известны мне, но неизвестны вам. К тому же в данном случае я решил, что это знание не пойдет вам на пользу.

— Не пойдет на пользу?

— Вот именно. Я знал, что вы страшно расстроитесь, узнав, что у вас был ребенок, но вы забыли об этом.

Мы въехали на подземную парковку. Приятный дневной свет постепенно сменился ярким электрическим, запахло бензином и бетоном Я подумала: «Интересно, о чем еще он решил не сообщать мне из соображений этики, сколько таких „бомб замедленного действия“ еще сидит в моем подсознании?»

— Скажите, у меня были…

— Нет, — перебил он. — Адам был вашим единственным ребенком.

Он употребил прошедшее время. Значит, знал и о том, что Адам мертв. Я не хотела задавать этот вопрос, но чувствовала, что должна:

— Вы знаете, что его убили?

Доктор поставил машину на место, выключил двигатель. На парковке царил полумрак, перемежающийся островками слепящего света ламп. Слышно было лишь хлопанье дверей, мерное рокотание лифта. На секунду я поверила, что не все потеряно. Что Адам все-таки жив. Эта идея пришла как озарение. Ведь существование Адама стало для меня реальным сразу, как только я прочла о нем в своем дневнике. А его смерть я «не чувствовала». Я пыталась представить его или вспомнить, что я ощутила, когда узнала о его смерти, но не могла. Было в этом что-то неверное. Горе должно было поглотить меня. Каждый день после этого должен был наполниться постоянной болью, тоской, ощущением, что часть меня умерла и я никогда не буду той, что прежде. Я не сомневалась, что моя любовь к сыну была столь сильной, что я не смогла бы остаться равнодушной к потере. Если бы он действительно был мертв, я уверена, что горе победило бы амнезию.

Я осознала, что совсем не доверяю мужу. Я не верю, что мой сын мертв. Пару секунд я смутно ощущала чуть ли не счастье, но наконец доктор Нэш заговорил:

— Да. Я знаю об этом.

Радость лопнула во мне, словно мыльный пузырь, превратившись в отчаяние. Хуже, чем отчаяние. Нечто разрушительное, отдававшееся болью во всем теле.

— Как?! — только и вымолвила я.

Доктор рассказал мне ту же историю, что и Бен. Адам пошел в армию. Взорвалась бомба. Я слушала, думая об одном: только бы не зареветь. Он закончил, мы оба молчали, подавленные, а потом он накрыл мою руку своей.

— Кристин, — сказал он нежно. — Мне так жаль.

Я не знала, что сказать. Взглянула на него. Он весь подался ко мне. Я посмотрела на его руку, лежавшую на моей, покрытую мелкими морщинками. Представила, как он придет домой. Станет играть с котенком или щенком. Вернется в нормальную жизнь.

— Муж никогда не говорит мне об Адаме, — сказала я. — И держит все его фотографии в металлической коробке. «В моих же интересах».

Доктор Нэш молчал.

— Почему он так поступает?

Доктор посмотрел в окно. Я тоже посмотрела и увидела слово «сука», написанное на стене напротив.

— Позвольте встречный вопрос. А что вы сами думаете?

Я задумалась. Пыталась вообразить самые разные причины поведения Бена. Чтобы контролировать меня? Иметь надо мной власть? Ему нравится лишать меня того, что дало бы мне ощущение цельности? Но это были сомнительные версии. И я осталась один на один с простейшим объяснением.

— Думаю, ему так легче. Если я не помню — он и не говорит.

— Почему же ему легче?

— Потому что иначе я впадаю в отчаяние! Представляю, какой это был бы кошмар — каждый день рассказывать не только, что у меня был ребенок, но что я его потеряла. Да еще в такой дикой ситуации.

— Есть ли другие причины, по-вашему?

Я помолчала, и наконец до меня дошло:

— Для него это тоже тяжело. Он ведь отец Адама, и конечно… — я подумала про себя: ведь ему приходится справляться не только с моим, но и с собственным горем.

— Кристин, вам очень тяжело, — произнес доктор. — Но вы должны понять, что Бену тоже непросто. Во многих отношениях даже сложнее. Похоже, он вас очень любит…