С. Уотсон - Прежде чем я усну

Я проснулась, не помня о нем. Хуже того, мне казалось, что материнство, неизвестное, волнующее, у меня еще впереди. Даже когда я увидела в зеркале свое немолодое лицо, поняла, что я замужем и что приближаюсь по возрасту к категории бабушек, даже после всех этих открытий я была потрясена записями в дневнике, о котором рассказал мне доктор Нэш. Я не ожидала, что, оказывается, я еще и мать. Что у меня был ребенок.

Я держала дневник в руках. И как только я прочла об этом, сразу поверила. Да, у меня был ребенок. Я чувствовала, как будто он здесь, рядом… я его чувствовала кожей. Я перечитывала эти страницы, стараясь запомнить наизусть.

И вот выясняется, что он мертв. Я не могу в это поверить. Невозможно! Сердце мое отказывалось принимать этот факт, хотя умом я понимала, что все правда. Мне стало нехорошо. К горлу подкатила тошнота, и у меня перед глазами все поплыло. Я поняла, что еще немного, и я рухну на пол. Дневник соскользнул с моих колен, я вскрикнула словно от боли. Справившись с паникой, я бросилась к двери, прочь из спальни.

Я вошла в ванную, чтобы снова взглянуть на фотографии, где должен был быть он. Я была в отчаянии, совершенно не представляя, как себя вести, когда вернется Бен. Наверное, он войдет, поцелует меня, потом станет готовить ужин. Мы будем смотреть телевизор или заниматься тем, чем мы обычно заполняем вечер, и все это время мне придется притворяться, что я не подозреваю о смерти нашего сына. Затем мы ляжем с ним в постель, и возможно…

Нет, это было невыносимо. Я уже не владела собой. Не понимала, что я делаю. Я бросилась к фотографиям и стала срывать их со стены. Кажется, прошло не больше секунды. Но все кончено. Обрывки фотографий у меня в руках, на полу, в унитазе.

Я взяла дневник и убрала его в сумку. В кошельке было пусто, и я взяла одну из 20-фунтовых купюр, которые, как я прочитала на внутренней обложке дневника, лежали за часами на камине. И выскочила из дому, понятия не имея, куда направляюсь. Я хотела увидеться с доктором Нэшем, но ведь я не знала, где его офис, а если бы и знала, то понятия не имела, как туда добраться. Я была растеряна. Я была одна. И я побежала.

На перекрестке я повернула налево, в сторону парка. День был солнечный. Припаркованные машины и лужицы, оставшиеся после утренней грозы, блестели на солнце, словно зеркала, но было холодно. От выдоха образовывалось облачко. Я плотнее запахнула пальто, натянула шарф до ушей и прибавила шагу. Листья падали с деревьев, носились по ветру, скапливались темной кучкой на решетках водостоков.

Я сошла с тротуара. Визг тормозов. Машина резко остановилась. Мужик беззвучно прокричал за лобовым стеклом:

— Куда ты лезешь?! Дура ненормальная!

Я подняла голову. Я стою посреди дороги, передо мной машина, водитель в ярости. Я мгновенно представила, как в меня врезается металл, как я, скорчившись, поскальзываюсь, взлетаю и с размаху ударяюсь о капот, падаю под колеса, кровавый труп, все, конец бессмысленной жизни.

Неужели все могло кончиться так просто? Вторая авария завершит начатое при той давней, первой? Мне и так кажется, что я мертва уже двадцать лет, но неужели все идет именно к такому концу?

Кто пожалеет обо мне? Мой муж. Мой доктор — впрочем, для него я лишь пациентка. И больше никто. Неужели круг близких людей так невелик? Неужели все друзья постепенно покинули меня? Значит, когда я умру, обо мне очень скоро забудут.

Я посмотрела на мужчину за рулем машины. Вот такой же человек, как он, сбил меня тогда. Лишил всего. Лишил самой себя. А сам жив, и ему хоть бы хны.

«Ну уж нет, — подумала я. — Время еще не пришло. Как бы мне ни было суждено умереть, так я не желаю». Я подумала о моем романе. О ребенке, которого вырастила. И о вечеринке под звуки фейерверка, где мы были с моей лучшей подругой, боже, как давно. Мне еще есть, что вспоминать. Мне предстоит многое узнать. Прежде всего — правду о самой себе.

Одними губами я произнесла извините, перебежала дорогу и дальше через ворота — в парк.

Там, посреди большой лужайки, стояла палатка. Кафе. Я вошла, взяла кофе и присела на скамейку, обхватив бумажный стаканчик обеими ладонями, чтобы согреться. Напротив была детская площадка. Горка, качели, карусель. Маленький мальчик сидел на деревянной божьей коровке на толстой пружине и раскачивался взад-вперед, облизывая мороженое, несмотря на холод.

В мозгу вспыхнуло видение: я в детстве играю на такой же площадке с другой девочкой. Вот мы карабкаемся по лесенке в деревянный домик, чтобы с ветерком скатиться оттуда по металлической горке. Тогда она казалась ужасно высокой, а сейчас я с улыбкой понимаю, что она ненамного выше моего нынешнего роста. Мы испачкались с ног до головы, мамы ругаются, и мы мчимся домой, прижимая к груди пачку жвачки или пакет с ярко-оранжевыми чипсами.

Это воспоминание? Или мое воображение?

Я смотрела на мальчика. Он был один. Казалось, в парке больше никого, только мы с ним под затянутым тучами небом. Я прихлебнула кофе.

— Эй! — крикнул мальчик. — Тетя!

Я вскинула голову, потом снова опустила.

— Э-эй! — крикнул он уже громче. — Тетя, помоги! Покрути меня!

Он встал с качелей и подошел к карусели.

— Покрути меня! — потребовал он. Он попытался сам толкнуть всю конструкцию, но, несмотря на видимые усилия — бедняжка побагровел от натуги, — она едва сдвинулась с места. Он оставил попытки, ужасно огорченный.

— Ну пожалуйста!

— Подожди немного, малыш, — сказала я.

Он расстроился еще больше. Я глотнула еще кофе. Пожалуй, посижу здесь, подожду, пока придет его мать. Присмотрю за мальчиком.

Он забрался на карусель и шаг за шагом дошел до самого центра.

— Ну покрути меня! — опять крикнул он. Уже тише. Умоляющим голосом.

Я уже пожалела, что пришла сюда и что не могу накричать на него. Я сейчас чувствовала себя вне этого мира. Не принадлежащей ему. Даже опасной. Я все думала про фотографии, которые сорвала со стены в ванной и разбросала по полу. Я пришла сюда, чтобы побыть одной. А тут он.

Я взглянула на мальчика. Он снова подошел к краю платформы и пытался раскрутить карусель, отталкиваясь ножкой, но та едва касалась земли. Он выглядел таким хрупким, беспомощным. И я подошла к нему.

— Подтолкни меня! — крикнул он.

Я поставила стаканчик на землю и улыбнулась.

— Ну, держись! — сказала я и легла всем телом на перекладину. Конструкция оказалась тяжеленной, но все же стала поддаваться, и я двинулась по кругу, постепенно разгоняя ее.

— Поехали! — крикнула я и присела на край платформы.

Мальчик счастливо улыбался, вцепившись в поручень изо всех сил, хотя мы крутились не на такой уж большой скорости. Руки у него замерзли, даже посинели. На нем были слишком легкая для такой погоды зеленая курточка и джинсы, подвернутые внизу. Интересно, кто это отпустил его гулять без перчаток, шарфа и шапки?