Хуан Гомес-Хурадо - Эмблема предателя

Иногда, возвращаясь в пансион без работы и без сил, он оказывался на Принцрегент Брюке [11] Принцрегент Брюке - мост через реку Изар. , глядя на Изар невидящим взглядом. Он хотел прыгнуть в ледяную воду и позволить течению протащить его тело до самого Дуная, а потом в море. В это огромное водное пространство, которое он никогда не видел и где, как всегда считал, закончил жизнь отец.

Каждый раз ему приходилось находить причины, чтобы не поставить ноги на перила и не прыгнуть. Образ матери, ожидающей каждый вечер в пансионе, и уверенность в том, что без него она не выживет, удерживали его от желания навсегда погасить полыхающий внутри огонь. Иногда его сдерживали те же причины, которые разожгли этот огонь.

И наконец показался проблеск надежды, явившейся в виде смерти.

Однажды утром к ногам Пауля прямо посреди улицы рухнул разносчик. Его пустая тележка опрокинулась на бок. Колеса еще вращались, когда Пауль наклонился и попытался помочь ему подняться, но парень не шевелился. Он отчаянно разевал рот, пытаясь вздохнуть, а глаза его остекленели. Подошел еще один прохожий в темной одежде и с кожаным саквояжем.

- Отойдите! Я врач.

Некоторое время он пытался вернуть упавшего к жизни, но не преуспел. В конце концов доктор поднялся и покачал головой.

- Сердечный приступ или инсульт. Просто не верится, он так молод.

Пауль посмотрел в лицо умершему. Ему было лет девятнадцать, а то и меньше.

"Как мне", - подумал Пауль.

- Доктор, вы займетесь трупом?

- Не могу, я должен ехать в больницу. Но сначала надо дождаться полиции.

Когда прибыли полицейские, Пауль не торопясь описал происшествие. Доктор подтвердил его слова, что придало его просьбе достоверности.

- Вы не возражаете, если я отвезу его тележку хозяину?

Полицейский посмотрел сначала на пустую тележку, а потом надолго задержал взгляд на Пауле. Ему не хотелось тащить эту тележку в участок. Молодой человек ни на секунду не отвел глаз.

- Как тебя зовут, юноша?

- Пауль Райнер.

- И откуда мне знать, что я могу тебе доверять, Пауль Райнер?

- Потому что я получу гораздо больше, если отвезу ее хозяину лавки, чем пытаясь продать эти плохо пригнанные четыре доски на черном рынке, - ответил Пауль совершенно искренне.

- Ладно. Скажи ему, чтобы связался с полицией. Нам нужно имя ближайшего родственника. Если он нам не позвонит в течение трех часов, я тебя найду.

И полицейский протянул ему счет, где аккуратными буквами был выведен адрес магазина - на улице неподалеку от Изарских ворот - и список покупок, которые покойный перевозил последний раз в своей жизни:

Полкило кофе.

Три килограмма картошки.

Один пакет лимонов.

Одна банка супа Крунца.

Четверть кило соли.

Две бутылки корна.

Когда Пауль открыл дверь магазина с тележкой в руках и попросил у его владельца работу покойника, рассеянная улыбка герра Циглера не слишком отличалась от той, которую он бросил на молодого человека шесть месяцев спустя, когда тот объяснял свой план спасения от банкротства.

- Мы должны превратить магазин в банк.

Лавочник так и сел на пол, не выпуская из рук тряпки, которой протирал банки с мармеладом. Одна из них разбилась бы, упав на пол, если бы Пауль ее вовремя не подхватил.

- Да что ты такое говоришь, парень? Ты что, напился? - сказал он, уставившись на Пауля глазами в огромных очках, припоминая, как накануне Пауль поднял голову от газеты со сверкающим взглядом, а нынче утром отпросился на пару часов.

- Нет, - ответил Пауль, который провел почти всю ночь без сна, обдумывая свой план. Он вышел на заре и был у дверей городской администрации за час до открытия. Затем он бегал от окошка к окошку, собирая информацию о лицензиях, налогах и требованиях. Вышел он оттуда с толстой картонной папкой. Он знал, что это может показаться безумием, но таковым не являлось. В эти дни деньги не имели никакой ценности. Жалованье поднимали ежедневно, а цены в магазине приходилось пересчитывать каждое утро.

- Да, и это мне напомнило о том, что сегодня утром пришлось справляться самому, - раздраженно заявил лавочник. - Ты даже не представляешь, чего мне это стоило. Да еще в пятницу! Через пару часов здесь будет полно народу.

- Знаю. И нужно постараться распродать сегодня всё. Сегодня же я поговорю с разными клиентами, предложив им товары взамен на их труд, потому что в понедельник должны начаться перемены. Во вторник утром мы пройдем муниципальную инспекцию, а в среду откроемся.

Циглер скривился, как будто Пауль только что попросил его вымазаться мармеладом и пройтись голым по Мариенплатц.

- Никоим образом. Этот магазин работает семьдесят три года. Его основал мой прадед, унаследовал дед, отец и под конец я.

Пауль заметил в глазах лавочника угрозу. Он знал, что находится в шаге от увольнения за неповиновение и безумные идеи. И потому решил поставить на кон всё.

- Прекрасная история. К сожалению, через пару недель кто-то, не носящий фамилию Циглер, выставит магазин на продажу за долги, и все эти традиции пойдут прахом.

Лавочник с укоризной поднял палец, собираясь отчитать Пауля, но тут же осознал, в каком ужасном положении находится торговля, и рухнул на стул. С самого начала кризиса накапливались долги, которые, в отличие от многих других, не уменьшались. Для некоторых положительная сторона происходящего безумия заключалась в том, что с такой дикой инфляцией ипотеку, проценты по которой пересчитывались ежегодно, можно было легко выплатить. К сожалению, люди вроде Циглера, выплачивающие часть своего дохода, а не фиксированную сумму, только теряли.

- Я тебя не понимаю, Пауль. Каким образом это может спасти мое дело?

Молодой человек с бесконечным терпением протянул ему стакан воды и показал вырезку из вчерашней газеты. Краска в нескольких местах расплылась, столько раз Пауль читал и перечитывал статью.

- Это статья профессора университета. Он говорит, что в такие времена, когда люди не верят в деньги, нужно вернуться к началу. К тому, что было до денег. К обмену.

- Но...

- Минутку, герр Циглер. К сожалению, никто не может идти по жизни с одним столом или тремя бутылками спиртного, чтобы менять их на другие вещи, а ломбарды уже ломятся. И потому мы должны спрятаться под обещаниями. Обещаниями прибыли.

- Не понимаю, - повторил лавочник, чувствуя, как у него начинает кружиться голова.

- Акции, герр Циглер. Акции заменят деньги. Биржа разрослась, как пена. И мы станем их продавать.

Циглер смягчился.

В следующие пять дней Пауль почти не смыкал глаз. Убедить квалифицированных рабочих - плотников, штукатуров, краснодеревщиков - забрать в эту пятницу продукты бесплатно в обмен на несколько часов работы в конце недели оказалось несложно. Бедняги были так благодарны, что Паулю пришлось протянуть некоторым носовой платок.