Мэри Стюарт - Девять карет ожидают тебя

— Белка.

— А хотите, не будем искать медведей.

— Лучше не будем, если тебя это не затруднит.

— Ладно. А тут есть всякие другие звери, chamois [35] Дикие козы (фр.) , marmottes [36] Сурки (фр.). , лисы. Когда я буду десять…

— Мне будет…

— Когда мне будет десять, у меня будет ружье, и я буду стрелять.

— Может, попозже? Десять это много, но ты будешь еще не очень большой и не поднимешь большое ружье, чтобы стрелять в медведей.

— Ну в белек.

— В белок.

— Белька! Мне будет десять, и я застрелю из ружья бельку!

— Но они же очень симпатичные!

— Нет. Они обгрызают молодые ветки, создают много работы, на них теряешь много денег. Их надо стрелять, лесники говорят.

— Очень по-французски!

— А я и есть француз! И это мои деревья, у меня будет ружье, и я каждый день буду стрелять белек! Смотри, вот одна! Бдыш!

И он заскакал между деревьями, стреляя белок и распевая громкую бессмысленную песенку.

— Бдыш, бдыш, бдыш! Бдыш, бдыш, бдыш! Я опять попал! Бдыш, бдыш, бдыш!

— Если ты не будешь смотреть куда идешь… — сказала я. И тут произошли сразу три события.

Филипп обернулся ко мне, продолжая смеяться, споткнулся о корень и упал. Что-то глухо стукнулось о дерево рядом с ним, звук выстрела нарушил тишину леса. До меня не сразу дошло, что случилось. Выстрел, ребенок неподвижно лежит на тропинке… Потом он шевельнулся, я поняла, что он не ранен и дико закричала:

— Не стреляй, идиот! Здесь люди!

Бросилась к мальчику. Пуля его не задела, но проделала дырку в дереве прямо рядом с ним. Глупая песенка спасла его жизнь.

Мальчик поднял лицо, с которого полностью исчезли веселье и румянец. Грязь на щеке, испуганные глаза.

— Ружье. Пуля попала в дерево.

Он говорил, конечно, на французском, но настаивать на английском, да и самой ломать язык было как-то не ко времени. Я обняла его и заговорила на том же языке:

— Какой-то глупый дурак с винтовкой на лисиц. (А интересно, стреляют лис из винтовки?) Все в порядке. Глупая ошибка. Он услышал мои крики и, наверняка, испугался больше нас. Он, наверное, подумал, что ты волк.

Филипп весь дрожал, и, похоже, больше от злости, чем от страха.

— Он не имел права стрелять! Волки не поют, и вообще никто не стреляет на звук! Надо ждать, пока увидишь! Он кретин, имбецил! Он не должен ходить с ружьем, я велю его уволить!

Я позволила беситься этой трогательной смеси маленького испуганного ребенка и разъяренного графа де Валми, а сама с нетерпением ожидала появления униженного и виноватого лесника с извинениями. Далеко не сразу я поняла, что лес абсолютно пуст. Тропинка между просторно разместившимися деревьями, трава вверх по склону, пчелы и цветы, а еще выше — скалы и темная стена лесопосадок. Явно никто не собирался признаваться в преступной небрежности. Я сказала:

— Ты прав. Нельзя оставлять его на свободе, кто бы это ни был. Подожди здесь. Раз он сам не идет, я должна…

— Нет! — он крепко схватил меня за руку.

— Но Филипп, все будет в порядке, он сбежал и с каждой секундой уходит все дальше, разреши мне пойти, хороший мальчик.

— Нет.

Я посмотрела на пустой лес, на маленькое лицо под красной шапкой…

— Хорошо, пошли домой.

Мы возвращались обратно той же дорогой. Я крепко держала его за руку и очень злилась.

— Мы скоро его найдем, Филипп, не беспокойся, и дядя его уволит. Это или неосторожный дурак, который побоялся выйти, или сумасшедший, который думает, что это — шутка, но дядя все выяснит. Его уволят, вот увидишь.

Ребенок ничего не говорил, хромал рядом со мной, тихий и суровый. Никаких прыжков и пения. Я сказала, стараясь звучать как можно мягче и разумней:

— В любом случае мы сейчас пойдем прямо к месье де Валми.

Его рука дернулась.

— Нет.

— Но дорогой Филипп!.. — Я посмотрела на него и замолчала. — Ну хорошо, тебе не надо, а я должна. Позову Берту, она даст тебе что-нибудь на файв-о-клок и побудет с тобой, пока я не приду. Тетю Элоизу я попрошу подняться, чтобы тебе не сходить в салон, а потом поиграем в Пеггити, и ляжешь спать. Годится?

Он кивнул. Мы молча подошли к мостику, где считали рыб, и, не глядя на воду, направились дальше. Все-таки удивительное гадство!

— Мы уволим этого сумасшедшего глупого преступника, Филипп. Даже и не беспокойся.

Он опять кивнул, а потом посмотрел на меня снизу вверх.

— Что такое?

— Вы говорили на французском. Я только сейчас заметил.

— Да. — Я улыбнулась. — Но вряд ли можно было ожидать, что ты прекрасно помнишь английский, когда в тебя стреляли, как в бельку, правда?

Он тихо призрачно улыбнулся:

— Вы говорите неправильно. Белку.

Совершенно неожиданно он заплакал.

Мадам де Валми увидела нас из розового сада, за сто футов, как только мы вышли из леса. Она замерла в полунаклоне, выпрямилась, уронила забытый нарцисс. Даже на таком расстоянии наверняка были заметны грязь на пальто Филиппа и его странное душевное состояние. Она направилась к нам.

— Что, ради бога, случилось? Твое пальто! Ты упал? Мисс Мартин, неужели опять несчастный случай?

Я еще не успокоилась.

— Кто-то стрелял в Филиппа в лесу.

— Стрелял?

— Да. Не попал только потому, что ребенок упал. Пуля попала в дерево.

Она медленно выпрямилась, не отводя взгляда от моего лица.

— Но это абсурд. Кто мог?.. Вы видели, кто это?

— Нет. Он, должно быть, понял, что случилось, потому что я закричала. Но он не появился.

— А Филипп? — Она повернулась к нему. — Comment ca va, p'tit? On ne t'a fait mal? [37] Как дела, малыш? Тебе больно? (фр.)

Единственным ответом было мотание головы и дрожь в ручонке, которую я сжала покрепче.

— Он упал, но не расшибся. Очень смело себя вел.

Я не собиралась говорить этого при ребенке, но повернись обстоятельства по-другому, он мог бы быть уже мертвым, и мадам это понимала. Она так побледнела, что, казалось, могла упасть в обморок. В бледных глазах несомненно было выражение ужаса. Значит, он ей все-таки не безразличен.

Она сказала:

— Это… ужасно! Такая небрежность, преступная… Вы ничего не видели?

— Ничего. Но, должно быть, не слишком трудно выяснить, кто это был. Я бы пошла за ним, если бы могла оставить Филиппа. Но, думаю, месье де Валми может выяснить, кто сегодня находился в лесу. Где он, мадам?

— Надо полагать, в библиотеке. — Она подняла руку к сердцу, уронила остатки нарциссов и, совершенно очевидно, была в полном шоке. — Ужасная история. Филипп мог…

— Думаю, лучше его здесь не держать. Можно мы сегодня не придем вечером, мадам? Проведем его тихо и рано ляжем спать.

— Конечно, мисс Мартин. И вы тоже. У вас стресс…

— Кроме того я разъярена, а это помогает. Как только отведу мальчика, пойду к месье де Валми.

Она кивала, пребывая в полубессознательном состоянии: