Уильям Хортсберг - Сердце ангела. Рассказы

— Джонни Фейворит? Похоже, ты шутишь. Почему бы тебе не спросить о том, как звали других ребят из тех, что пели с Бингом Кросби в «Эй-Пи Джипсис»?

— Серьезно, можешь что-нибудь откопать про него?

— Я уверен, что в «морге» ведут досье. Дай мне пять-десять минут, и я приготовлю для тебя весь материал.

— Благодарю, дружище. Я знал, что могу на тебя положиться.

Он проворчал «пока», и мы повесили трубки. Разбирая утреннюю почту, — большей частью счета и предписания, — я потушил сигару и закрыл контору. Обычно я спускаюсь по пожарной лестнице, — это быстрее, чем на служебном, тесном как гроб, лифте, — но на этот раз я не спешил и нажал кнопку, слушая, как в соседнем кабинете стучит на арифмометре Айра Кипнис.

В здание «Таймс-Билдинг» на 43-й улице я вошел, чувствуя себя преуспевающим бизнесменом. Вышедший же из глубины «комнаты новостей» Уолтер в рубашке и с ослабленным узлом на галстуке, кроме репортера из фильма, не напоминал мне никого.

Мы пожали друг другу руки и вошли в комнату, где в сигаретном тумане стучала сотня пишущих машинок.

— С тех пор, как в прошлом месяце умер Майк Бергер, это место стало чертовски мрачным. — Он кивнул в сторону пустого стола в первом ряду, на котором в стакане воды, помещенном на зачехленной машинке, стояла увядшая красная роза.

Я последовал за ним мимо грохочущих механизмов к его столу посредине комнаты. На подносе для входящих бумаг, на проволочной корзинке, лежала толстая картонная папка. Я поднял ее и просмотрел собранные здесь пожелтевшие газетные вырезки.

— Не возражаешь, если я прихвачу кое-что из этого с собой? — спросил я.

— Контора говорит: «нет». — Уолтер просунул указательный палец под воротник шерстяного пиджака, висевшего на спинке крутящегося стула. — Я отправляюсь завтракать. В нижнем ящике есть несколько конвертов. Если что-нибудь пропадет, моя совесть будет чиста.

— Спасибо, Уолтер. Если когда-нибудь я смогу тебе чем-то помочь…

— Ну да, еще бы! Для парня, читающего «Джорнэл Америкэн», ты выбрал себе для расследований идеальное место.

Я смотрел, как он тащится между рядами столов, обмениваясь остротами с другими репортерами. Усевшись за его стол, я более основательно просмотрел папку.

Большинство старых вырезок принадлежали не «Таймс», а другим ежедневным газетам и национальным журналам. Большей частью они касались выступлений Фейворита с оркестром Спайдера Симпсона. Некоторые из них рассказывали о нем подробнее, и я внимательно прочел их.

Он был подкидышем. Его нашел полицейский в картонной коробке. К казенному роддомовскому одеялу была прикреплена лишь записка с его именем и датой рождения: «2 июня, 1920». Первые месяцы он провел в больнице для найденышей на Восточной 68-й улице. Воспитывался он в приюте в Бронксе, в шестнадцать лет начал работать посыльным и сменил несколько ресторанов. Через год он уже играл на пианино и пел в придорожных закусочных на севере штата.

«Открыл» его Спайдер Симпсон в 1938 году, и вскоре Джонни успешно выступал с оркестром из пятнадцати музыкантов. Он поставил рекорд посещаемости на недельном договоре в «Парамаунт Театре» в 40-м и рекорд не был побит вплоть до Синатры в 44-м. В 1941 его пластинки перевалили тиражом за миллион, а предполагаемый доход превысил семьсот пятьдесят тысяч долларов. Существовало несколько историй о его ранении в Тунисе; одна из газет ухитрилась даже сообщить о «предполагаемой смерти» артиста. Материалов о его госпитализации или возвращении в Штаты не было.

Я просмотрел остаток материала, отложив в маленькую стопку все то, что мне хотелось подержать пока у себя. В том числе два фото, на одном из них Фейворит был запечатлен во фраке, с блестящими от помады волосами. Сзади на карточке стоял штамп с именем агента и его адресом: «УОРРЕН ВАГНЕР, ТЕАТРАЛЬНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ, 1619 БРОДВЕЙ (БРИЛЛ БИЛДИНГ). УИНДХЭМ 9–3500».

На другом снимке был заснят оркестр Спайдера Симпсона в 1940. Джонни стоял сбоку, сложив руки на груди как мальчик из церковного хора. Имена оркестрантов были отпечатаны рядом с ним, прямо на фотографии.

Я позаимствовал еще три вырезки, показавшиеся мне интересными, потому что не подходили к общей подборке. На первой было фото из «Лайф», снятое в баре Дики Уэллса в Гарлеме, где Джонни облокотился на кабинетный рояль. В руке у него был бокал. Он пел в сопровождении негритянского пианиста по имени Эдисон «Туте» Суит. Еще я взял вырезку статьи из «Даунбита», рассказывающую о суевериях различных певцов. История гласила, будто Джонни каждый раз выступая в городе, посещал на Кони-Айленд цыганку, предсказывающую будущее по ладони; ее звали Мадам Зора.

На последней вырезке был памфлет в колонке Уинчелла, датированный 20 ноября 1942 года, в котором объявлялось, что Джонни Фейворит разрывает свою двухлетнюю помолвку с Маргарет Круземарк, дочерью Этана Круземарка, владельца судов и миллионера.

Сложив все это вместе, я вытащил из нижнего ящика картонный конверт и уложил материал в него. Затем, словно по наитию, я выудил обратно фото Фейворита и позвонил по указанному на нем номеру.

— Товарищество Уоррена Вагнера, — ответил мне бойкий женский голос.

Я назвался и попросил встречи с мистером Вагнером в полдень.

— В двенадцать — тридцать у него деловой завтрак, поэтому он сможет уделить вам лишь несколько минут.

— Этого достаточно, — заверил я.

Брилл Билдинг находился на углу 49-й улицы и Бродвея. Подходя к зданию я попытался вспомнить, как выглядела площадь в тот вечер, когда я увидел ее в первый раз. С тех пор много изменилось. Был канун Нового 1943 года. Предыдущий выпал целиком из моей жизни; я только что вышел из армейского госпиталя с новеньким лицом и пустыми, не считая мелочи, карманами. В тот же вечер кто-то украл у меня бумажник вместе со всем, что у меня было: водительскими правами, выписными бумагами, «собачьими жетонами» [6] Два медальона на цепочке, выдаваемых солдатам и матросам для идентификации в случае смерти. Содержали важную информацию о владельце. и прочим. Стоя в тесной толпе, глазеющей на чудеса электрической пиротехники, я чувствовал, как мое прошлое слезает с меня как со змеи старая кожа. У меня не было ни документов, ни жилья, ни денег. Тем не менее я направлялся в центр города.

Целый час я добирался от Палас-Театра до Площади, между Астором и магазином одежды «Бонд», местом рождения «двубрючных костюмов». Именно там я и увидел огни конторы «Кроссроудс» и доверился инстинкту, который привел меня к Эрни Кавалеро и работе, которую я до сих пор не бросил.

В те дни электрический водопад на крыше «Бонд» замыкали с двух сторон гигантские статуи — мужчины и женщины. Теперь на их месте — огромные бутылки «Пепси». Интересно, не прячутся ли внутри этих металлических бутылок те алебастровые статуи, словно гусеницы в тесной оболочке куколки.