Игорь Резун - Свидание на Аламуте

Еще секунда, и эти безжалостные пальчики сломают ей шею. Она убила таким образом, наверно, не один десяток человек… Кому придет в голову бояться ее точеных, маленьких ступней!

Майя вдруг поняла, что это — последний шанс. Самый последний. Какие-то остатки сил еще бродили по ее телу. Выкрикнув, отрыгнув ругательство, девушка извернулась под своей мучительницей и, увидев у самой щеки краешек этой ступни, со всей силой впилась в ровные, с круглыми ноготками, такие нежные пальчики.

Но это было, как если бы она лизнула металлический прут на морозе…

Они обожгли язык и, казалось, пристыли к небу. Майя, обезумев, стискивала зубы, чувствуя, как сахарно хрустят косточки во рту, и она готова была умереть, но не выпускать эту проклятую ногу из тисков своих челюстей. Она мотала головой, как собака, разрывая эту плоть, впиваясь все глубже и чувствуя, что ее рот заливает, наконец, что-то солоноватое, а боль, терзавшая ее тело, почему-то гаснет, отступает.

И только она обессилела, только разжала зубы, как по шахте прокатился стон — стон раненого зверя, скулеж… подвывание.

Хромая, ассасинка удалялась от нее. Вот она, напрягая полуголое тело, страшной обезьянкой проползла по стальному брусу. Схватила, отодрала от металла белую личинку, закинула ее себе на спину и одним прыжком исчезла в темноте. Напоследок она обернулась к Майе. И к девушке в очередной раз вернулось это дикое ощущение. Ощущение абсолютного Зла, которое смотрело на нее из зашторенного окна той самой «нехорошей» квартиры.

Только это было уже различимое лицо: когда-то милое, живое и наверняка улыбающееся, а сейчас искаженное, сведенное судорогой. Это было личико маленького дьявола, опутанное волосами-космами, и зубы, необычайно острые, торчали в этом рту, как белые клыки-осколки.

Майя услышала звериный рык — короткий и страшный.

И ассасинка исчезла.

В этой тишине только капала сверху вода, вернее, лилась потоком, и где-то внизу скрежетали коснтрукции — что-то происходило с шахтой. Стальной пол подрагивал.

В лохмотьях одежды, в крови и в саже от бараньего жира Майя лежала и постанывала от боли. Она уже была не в силах плакать, а только судорожно рыдала без слез. Девушка подползла к француженке. Судя по всему, та уже потеряла сознание. Татуировки на ступнях казались черными.

И тут волна ужаса снова накрыла лежащую девушку. Она обернулась.

Из шахты выбирался Махаб-аль-Талир. Пиджака на нем не было. Только разорванная белая сорочка. Клок бороды вырван, лоб пересекает огромная кровоточащая рана. Он, цепляясь за перила, вылез и стал бешено водить глазами вправо и влево. За ремнем его изодранных об металл брюк чернел револьвер.

Он искал добычу. Он искал ту, бритую, с шифром на голове. И еще кого-то…

Но ни белого облака-собаки, ни человека с ногами-змеями, ни Старца здесь уже НЕ БЫЛО!

Он задрал голову вверх, словно спрашивая у небес ответа. Что случилось? Почему прервался этот контакт?

А небо не промолчало. Сверху медленно, на тросе, спустилось переговорное устройство. Прямо к лицу Махаб аль-Талира.

И голос полковника Заратустрова, многократно рассеянный эхом, рассыпанный горохом по всей шахте, произнес:

— Махаб, кончай волынку. Аламут захвачен. Отпусти девушек, Махаб.

«…Сенсационное признание сделала известный профессор, культуролог и оккультист, магистр философии госпожа Марика Мерди на ежегодной Оккультной конференции в Страсбурге. Она заявила, что сейчас происходит решающая битва между самыми агрессивными порождениями исламского мира и представителями Северной гипербореи. По словам госпожи Мерди, ислам проиграл — Исламский Халифат не будет создан, потому что люди, которые должны были возродить великий орден ассасинов, ошиблись… Журналисты уже успели высмеять слова „Кассандры из Монтре“, как ее окрестили французские издания. Однако Пьер де ля Мотт, один из известных французских исследователей оккультизма, считает, что к словам Мерди необходимо прислушаться. По его мнению, она зачастую получает информацию из бесспорных источников. Значения его словам добавляет тот факт, что мадам Мерди недавно стала жертвой покушения, едва не отнявшего у нее жизнь…»

CNN, Европейское Бюро

Полковник, Лис, Данила и Соня лежали на животах у большой воронки, у вздыбленного металла и бетонного крошева. Тут, над проломом, идущим в коридор между оперативным залом и реакторным отсеком, находилась та самая шахта. Она тоже была пробита направленным взрывом, и сейчас туда хлестал водопад из разбитой системы водоснабжения Аламута.

С левой стороны исходил дымом разломанный, как спичечный коробок, треугольный конус крыши. Полковник знал: находившиеся в помещении Центра управления сотрудники Аламута выведены из помещения, пока Лис и Соня держали в заторможенном состоянии головы шахидок — а тех было уже не жалко. Сейчас этих сотрудников укрыли в помещении РЛС, откуда убрали трупы военных и двух отчаянно оборонявшихся шведов-ассасинов. Локатор давно замер, флаг иранских ВС сорван прямым попаданием молнии. С правой стороны летели эти молнии: обрушенный сегмент надземного перехода к казармам образовал завал из свинцовых плит и бетона. Оттуда вел ожесточенный обстрел последний оставшийся в живых ассасин. Он периодически швырял над Аламутом Огненные Кулаки. Они шарахались поверху, сшибая столбы и врезаясь в стены. Подняться выше и вести более прицельный огонь ассасину не давали Данила и Иван.

— Как там погода? — проворчал полковник, откладывая бинокль.

— Грозовой фронт мы удерживаем над Кереджем, там песчаная буря. Но долго не сможем, туч уже мало.

Низкие, почти черные облака небесной конницей неслись на Аламут со стороны иранской столицы.

— Через сорок минут или около того все ВВС Ирана будут здесь! — заметил Заратустров. — Шибче надо, ребята… Что там с этим говнюком?

— Он туда трупы своих напарников стащил, товарищ полковник, и энергетику хапает! — доложил Данила, красный от натуги. — Много у него запаса-то, гад такой…

— Черт! В чем проблема-то?! — рассердился полковник. — Соня с Иваном обходят по нижнему карнизу скалы, ты отвлекаешь внимание. Иван корректирует удар, Белая Смерть шарахает по нему глубокой заморозкой… Чего трудного-то?! Как дети малые, чес-слово… Выполнять!

Пристыженный Данила и Соня, неотличимая в своей испачканной белой пылью форме от новобранца-недомерка, поползли прочь. Сгусток молнии с шипением ударился в камень над Зарастустровым, вырвал осколки, осыпал ими. Полковник прижал к губам микрофон переговорного устройства.