Игорь Резун - Свидание на Аламуте

— Боже мой! Я думала, вы нас по шоссе ведете! Куда мы попали?! Где наш отель?! Я вас умоляю, вы нас только выведите отсюда… Фантастика просто!

Это сдавленно произнесла русская дама из Питера. Немецкие туристки вертели коротко стриженными головами, роняли «Das ist fantastish!» и старались прикинуть расстояние до отеля. Бесшабашные шведы хохотали, показывая Медному большой палец. Китайцы улыбались, но очень неуверенно, и озирались по сторонам, словно выбирая, какой склон им штурмовать… Дети кинулись к Мирикле.

— Мири, Мири, а мне казалось, что меня по пустыне верблюд везет, что на верблюде еду! — возбужденно говорила девочка. — И ни капельки не страшно было! Мири, а мы где? Почему ты нас сюда раньше не водила?

— Долово! Долово!!! — подпрыгивая в песке, выкрикивал малыш.

К Мирикле подошла Патрина. Пончо она сняла, и под ним оказалась белая рубашка, потемневшая от пота; на лбу тоже блестели капли.

— Устала? — усмехнулась женщина, поправлял волосы на лбу девочки.

— Да. Последние все время отставали, — коротко ответила та. — Я постоянно их подталкивала. Немного.

Медный поднял руку. Восклицания, вопросы стихли. По меньшей мере двадцать с лишним пар глаз устремились на него. А он, как гуру, взобрался по песчаному откосу чуть повыше, сделал приглашающий жест для Валисджанс, и она, слегка покраснев, выступила вперед, с вызовом глядя на аудиторию. Среди шведов раздались отдельные, явно одобрительные восклицания.

Медный начал говорить по-русски, тщательно дробя фразы на куски и делая паузы. Валисджанс, тряся своей лохматой головой, переводила все это на английский.

— Друзья! Вы совершили Великий переход. Вы попали не в другую страну и не в другое время. Вы попали в Безвременье. Вокруг нас — вечный песок, над нами — вечное небо. Никто из вас сейчас не скажет мне, где мы находимся, и какой волшебной силой я перенес вас сюда. Но у нас сейчас есть возможность. Возможность совершить медитацию. Мы будем медитировать на наши намерения, для того чтобы они были чисты… На каком бы языке мы ни говорили, во что бы ни верили, мы с вами — люди. А все люди любят друг друга, только они об этом основательно забыли…

Медный говорил что-то еще — он готовил эту речь довольно долго. А Валисджанс, чуть заметно морщась, переступала босыми ногами на песке, который уже здорово нагрелся. Все-таки она не привыкла еще к таким испытаниям. Спокойно стоявшая на этой сковородке, Патрина ободряюще подмигнула ей. Между тем Шкипер, царапая ногтями рыжую бородку, оглядывался, и Лис тоже водила глазами по сторонам. В цепочке они работали в качестве головного и замыкающего, а сейчас отчего-то беспокоились… Не успел Медный закончить свою речь, как тишину этого оазиса пустоты разрушил грохот вертолетных винтов.

Бело-черный полицейский «Джей-Си-7» завис над ними, раскачиваясь в синеве, как абажур. А на краях карьера мгновенно появились фигуры египетского спецназа в черной форме… Между ними метались две фигуры — «директор Красного моря» Славик в цветастой рубахе и какой-то могучий человек в разорванной у ворота сорочке, коротко стриженный, с красным лицом. Из мегафонов полоснула по ушам английская речь, произнесенная гортанным голосом. Люди моментально и весьма организованно повалились на песок…

— Это что такое? — изумленно проговорил Медный.

Но ему никто не ответил. Просто его оседлало и повалило вниз гибкое тело Валисджанс. И как тогда, на узкой полоске берега, он покорился этому напору. Американка подмяла его под себя, обхватив за шею, и он ощутил твердость ее грудей, прижавших его к песку, как стальные буфера. Коверкая слова, американка прошептала ему на ухо:

— Он кофорит, ви террорист, ставаитесь нато, оруже просат, патат ната!

…Они сидели под тиковым тентом за столиком, покрытым скатертью в крупную красную клетку. Алехан почесал грудь под гавайской рубахой и, вздохнув, наполнил коньяком стоящие на скатерти рюмки.

— Да, дела… А они ведь уже стрелять хотели.

— Так уж и стрелять? — усомнился Медный, расслабленно откидываясь на спинку стула. — Ой, кошмар тут какой у вас…

— А что ты хотел, парень? — невесело усмехнулся Алехан, сверля его маленькими, но внимательными глазами. — Тут же постоянно про террористов пишут, полиция на ушах. И вдруг какая-то команда ведет по пляжу связанных людей. Ты бы головой подумал!

— Я подумал. Симороновский движняк, ничего страшного.

— Знаю. Был я в Новосибе в вашем магазине. Симороновском… Ладно, давай за то, что хорошо кончается!

Алехан опрокинул в себя рюмку. Пил он до сих пор по-русски, широко раскрывая рот. Положил в рот твердую дольку засахаренного финика. Пробормотал:

— Я за своих испугался. Одни у меня, понимаешь! Данька… Янка…

— Мировые у тебя дети, Леша, вопросов нет. Особенно девчонка. Как она в столовую банку со скорпионом притащила! Народ шуганулся, а они с Данилой сидят, насекомое рассматривают. Они у тебя все живое, похоже, любят.

— Ну да. Юные натуралисты!

— Леша, а почему ты няньками цыганок взял?

— Не поверишь.

— Да ну! Я ж их тоже знаю…

— Знаешь, да? А это ведь черт знает что, а не цыганки.

— Вот как?

— Вот тебе и «как»… Давай еще?

— Не, Леш, мне еще с ребятами разговаривать.

— А… ну, как знаешь. Твое здоровье.

Толстые губы Алехана сжали еще один засахаренный финик. Здесь закусывали только восточными сладостями.

— Они не цыганки… Они — черти! То есть ведьмы. Настоящие. Мирикла мне два оффшорных предприятия уже оформила. Прикидываешь? Я тут только по делам днем и мотаюсь, а вечером с ней консультируюсь. Шесть языков знает. Я ей доверяю, знаешь, как?! Как себе не доверяю. И дочка ее, Патрина, которая вам помогала. Ее дети любят. Как мать.

— А почему они… ну, такие, в джинсах все время, и… Они что, в джинсах купаются?

Алехан ухмыльнулся.

— Видал, вон там яхта подходит к берегу? Ну, у пирса. Я ее арендовал на недельку. Вот они уходят на ней в море и купаются. А так — не положено. Патринка скромная очень. Да и Мири тоже нельзя в купальнике… Ты бы видел ее в Москве, когда мы там пересадку делали. Я ее с собой на выставку взял, ну, там… по делам разным. Как референта. Каблуки пятнадцать сантиметров, платье французское. Мне тогда один фирмач с «АВТОВАЗа» за нее десять штук баксов предложил.

— За что?

— За ночь.

Медный поперхнулся. Впрочем, он и сам понимал, что магнетизм этой немолодой женщины фантастичен. Как она сидела тогда в этом белом платье на террасе! Аристократизм, сексуальность, запечатанные, словно тонкий искус, в бутылке безумно дорогого вина…

— А ты?

— А я ему дал… в дыню, — неохотно ответил Алехан. — Ладно, это не в тему…

Он помолчал. Посмотрел на рюмку коньяка, на дне которой под солнцем Эль-Кусейра колыхался крохотный остаточек, и закончил: