Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры

Старушка испустила дух. Только теперь она поняла, что на самом деле означает это выражение. Когда легкие совершают несколько последних конвульсивных движений, пытаясь вобрать воздух, прежде чем смерть накроет человека своим покрывалом. Ресницы у мумии задрожали. Жизнь покинула тело. Только тогда она осознала, что делает… что наделала. И в панике снова нажала кнопку. Аппарат заработал. В коридоре раздались шаги. Исчезнуть. Как можно скорее. Она словно стояла на краю пропасти и готова была спрыгнуть, но в последнюю секунду остановилась.

На подкашивающихся ногах она дошла до двери, открыла ее и вышла из палаты. Она поспешила к выходу, но через какое-то время заставила себя замедлить шаг и идти спокойно, словно совершая вечерний обход. Краем глаза она увидела какое-то движение в конце коридора. Но люди прошли мимо. Вдруг они идут к Анне Данелиус? Боже, она чуть не убила старушку. Зачем она только нажала эту чертову кнопку! Только бы все обошлось!

Когда ей удалось выйти из отделения незамеченной, она поблагодарила Бога за помощь. Все-таки Он существует. Если бы Его не было, ее бы сразу обнаружили. Она вела опасную игру со спичками и обожгла пальцы, но ожоги слабые и скоро пройдут. Врачи наверняка придут вовремя и помогут Анне, если это потребуется. Она ведь не сделала ничего плохого. Ей хотелось закричать, закричать так громко, чтобы ее крик поднялся над крышей больницы и долетел до человека, без которого она не может жить.

Ей хотелось убежать. Вырваться на свободу. Бросить все. Потому что бросать на самом деле было нечего.

Она вызвала лифт, спустилась вниз и поспешила к центральному выходу, но по дороге столкнулась с мужчиной в белом, который вскрикнул: «Ой!» — и улыбнулся ей. Она отшатнулась и выскочила на улицу. Ее стошнило прямо на тротуар. Вытирая лицо рукавом, она окончательно осознала, что только что пыталась сделать. Она хотела убить человека. Чуть не убила. А потом столкнулась с врачом, который сможет ее опознать, если начнется расследование.

Никогда больше она не будет свободной.

Фредерик озяб. Ноябрь — самый противный месяц в году. Было холодно и слякотно. Но промозглая погода вполне соответствовала его мрачному настроению. Какая пародия на библейскую троицу: Отца, Сына и Святого Духа — Фредерик, Мари и Анна. Ему было стыдно за их поведение, стыдно за фразы, которыми они обменивались: надо «поступать правильно», «быть разумными», «нам надо поговорить», словно им, старым друзьям, нужен этот нелепый предлог для встречи. К тому же сказать друг другу им было нечего.

Фредерик ничего и не говорил. Он уходил гулять или отсиживался в «Фата-моргане». Когда Мари приходила к нему в клуб, она предложила переночевать у нее. Он ответил, что, может быть, придет, но так и не пришел. Теперь он об этом жалел. Вдруг это бы все изменило! На следующий день Мари не вспоминала о приглашении. Только сообщила Анне, что Фредерик в курсе насчет нового заказа.

К чему они пришли в конечном итоге? Отказать Мартину Данелиусу и попросить Эльсу хранить молчание. А еще решили на время исчезнуть из города. Вероятно, Мари и Анна так и поступили. Фредерику больше всех хотелось исчезнуть, сбежать. Сбежать от кафе, от Анны, от Мари, от всего, что случилось. Сбежать от Миранды и ее постоянных разговоров о собственном клубе. Денег, которые достались ему из гонорара, уплаченного Эльсой Карлстен, хватило бы, чтобы уехать, например, в Берлин. Многие уезжают в Берлин, чтобы забыть. Нетрудно влиться в их ряды.

Фредерик ступил ногой в лужу и выругался. В ботинке захлюпала вода, пропитывая носок. Он наклонился, чтобы осмотреть ботинок, и тут рядом притормозила машина. Фредерик выпрямился и поймал свое отражение на черной лакированной поверхности. Звезда на бампере символизировала власть над тремя стихиями: воздухом, водой и сушей. Мерседес была любимой дочерью, звезда — могущественным символом. Автомобиль — настоящее чудо немецкой техники. За рулем сидел Михаэль, как всегда, безупречно одетый.

— Михаэль? Разве ты не в «Фата-моргане»?

Михаэль опустил стекло:

— Ты правильно заметил, Фредерик. Я здесь, а не там. Плох тот начальник, которого нет на работе. Садись!

Фредерик распахнул дверцу, сел в машину и откинулся на кожаную спинку сиденья. Осторожно поставил ноги на коврик, стараясь его не запачкать. Плавные линии автомобиля напомнили ему кошку. И Миранду.

— Куда ты едешь?

Михаэль не ответил. Фредерик не стал повторять вопрос и уставился в окно. Михаэль повернул на юг в направлении Сёдертэлье. Фредерик на долю секунды задумался, куда они едут. Хотя ему было все равно. Наверняка у Михаэля есть причины взять его с собой, поэтому можно расслабиться и получить удовольствие от поездки в роскошном автомобиле.

Машина остановилась, и Фредерик очнулся. Перед ним был небольшой белый дом с садом. Он успел заметить кошку, исчезнувшую за углом. Дом выглядел сказочным.

— Где мы?

Михаэль, не ответив, вышел из машины. Фредерик пошел за ним, вдыхая запах мокрых деревьев.

— Красиво, не правда ли? Совсем недалеко от города, а какой воздух! То, чем мы дышим в центре, вообще трудно назвать воздухом.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Михаэль улыбнулся:

— Это дом моей дочери. Я купил его, когда муж бросил ее и ей негде было жить. Она сама выбрала его. Не самое лучшее решение, учитывая отдаленность от центра, но Стелла не из тех, кому можно диктовать. Ты скоро сам все поймешь.

Фредерик оглянулся вокруг и отметил, что за садом тщательно ухаживают. Ветвистые яблони подстрижены, кусты аккуратно подвязаны. Сразу за садом начинался лес. «Интересно, далеко ли отсюда до соседнего дома», — подумал Фредерик. Вдали светились какие-то огни. Видимо, дочери Михаэля нравится одиночество. Он подошел к яблоне и погладил шершавую, влажную кору.

— Я хотела вас представить, но вижу, вы уже познакомились. Это дерево зовут Руфус. Это он. А меня — Стелла. — Голос доносился откуда-то снизу. Фредерик обернулся и, увидев два колеса, понял, почему.

В инвалидном кресле сидела миниатюрная женщина, которая словно излучала значимость. У незнакомки были высокие скулы, как у Михаэля, и карие глаза, но черты лица мягче, чем у отца, словно их вырезали на молодом, нежном и пахучем дереве. Бледная кожа Стеллы напомнила Фредерику прозрачную кожу матери. Когда Стелла улыбалась, вокруг глаз собирались морщинки — свидетельство не возраста, а пережитого горя. Распущенные светлые волосы падали до талии. Молодая женщина протянула Фредерику руку. Пожатие оказалось теплым и неожиданно сильным для такого хрупкого создания.

— Фредерик, — представился он, не зная, чего от него ждут.

Стелла улыбнулась, словно прочитав его мысли.