Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры

Мари закрыла глаза и вспомнила, как испугалась тогда при виде собаки. Она вспомнила слова Анны про чучела в доме Карлстенов. Они обе почему-то решили, что их изготовил Ханс. Эти чучела были для них символом его звериной жестокости. Снова неверный вывод. Снова иллюзия. Значит, Эльса решила от них избавиться. Начать новую жизнь с чистого листа.

Да, письмо Лукаса тоже не просто слова на бумаге. Что это — протянутая рука? Желание чего-то большего? А чего хочет она сама, когда пишет Дэвиду?

Мари прекрасно понимала, что когда описывала ему новый декор, мебель и винный погреб, пыталась создать иллюзию успеха, который, впрочем, не был таким уж иллюзорным. Дела у «Русалки» шли превосходно, чтобы поужинать там, нужно было заказывать столик заранее. Несмотря на то, что Мари старалась сохранить ощущение уютного заведения для своих, о ее новом винном погребе уже писали во всех туристических брошюрах, и, по иронии судьбы, эта информация нередко соседствовала со статьями о Дэвиде Коннолли и его скульптурах.

Дэвид. Мари ничего не хотела о нем знать. Там, на Рэнвиль-Пойнт, оставив его под дождем и побежав к машине, она поклялась себе забыть о нем навсегда. В какой-то мере ей это удалось. Она энергично взялась за ремонт ресторана на деньги, переведенные Мартином Данелиусом на счет на Каймановых островах. Анна переслала ей по почте банковскую карточку, сообщив, что получила в письме от Мартина две. По этим карточкам они могут получить деньги, но ими лучше воспользоваться за границей. Это не составило проблем, потому что обе подруги уехали из Швеции. Анна написала, что пока не знает, на что потратить эти деньги, но что Фредерик наверняка хотел бы, чтобы они были счастливы.

На следующий день Мари отправилась в Инишбофин. Никто не обратил внимания на тяжелую сумку у нее на плече. Никто не заметил, как она выкинула ее за борт. Облокотившись о перила, Мари смотрела, как сумка с ружьем погружается в угольно-черную воду. Ружье, из которого убили кроликов Фредерика, навсегда останется на дне морском, где проржавевшая сталь покроется ракушками и водорослями. Смерть даст начало жизни. Эта красивая мысль утешала ее, пока она бродила по тропинкам на Инишбофине и пила чай в отеле.

На следующий день Мари вызвала рабочих и начала ремонт. Один из них сказал, что она напоминает ему шведку, которая работала в этом ресторане несколько лет назад. «Только та была блондинкой. А не рыжей, как вы», — добавил он.

Мари провела рукой по рыжим волосам, спускавшимся ниже плеч. Посмотрела в окно. Море успокаивалось. Скоро снова придет осень, а с ней и холод. Но холод не длится вечно. Только смерть. Фредерик мертв, и его не вернуть.

Ей в голову пришла странная мысль: может, тогда в больнице, когда у нее началось кровотечение после случившегося на Рэнвиль-Пойнт, она не была беременна? Что, если деревенские врачи ошиблись? Этого она никогда не узнает. Но она способна родить ребенка. От порядочного мужчины. В последнем письме Дэвид умолял простить его и заверял ее в бесконечной любви. Наверное, она тоже всегда будет любить его. Но Лукас Карлстен может сделать ее счастливой. Его письмо давало надежду на то, что она совершила не такой уж плохой поступок, по крайней мере, помогла нескольким людям обрести счастье. Может, и Фредерик когда-нибудь простит ее. Если не в этой жизни, то хотя бы в следующей.

Она должна рассказать об этом Анне. Мари не поехала к подруге на Рождество, но может съездить теперь. Вместе они решат, как жить дальше. Стоит ли отдавать торговую марку агентства «Гребень Клеопатры» Ю и Стелле. Только сначала надо узнать, зачем это им понадобилось.

Солнечная дорожка на воде тянулась к самому горизонту. Мари слышался голос Фредерика. Он повторял то, что когда-то сказал ей в Риме, когда они разговаривали о гладиаторах: «Наслаждайся добротой, пока она есть, потому что слишком велик риск, что жестокость ее убьет. Доброта слаба, жестокость же вечна, как Колизей». Как же она наивна. Чтобы забыть Дэвида, ей понадобятся годы. Если это вообще удастся. Неважно, приедет Лукас в гости или нет.

Она вспомнила, как быстро Дэвид убрался из Коннемары. Всего через пару недель после их встречи газеты сообщили: Дэвид Коннолли переезжает в Бостон, чтобы познакомиться с американским искусством. Еще через какое-то время Мари получила письмо с новым адресом и мольбой не забывать его. С тех пор он писал регулярно. О своем успехе и об одиночестве, о разрыве с невестой, о меланхолии, о радости творчества и о том, как скучает по Мари. В каждом письме он повторял, что готов сделать что угодно, только бы она его простила. Умолял Мари написать ему и позволить с ней увидеться. «Большего я не прошу, — писал Дэвид, — я всегда буду любить тебя». Он присылал ей фотографии своих новых произведений. В них она все чаще видела почерк того, прежнего Дэвида, для которого искусство было дороже денег.

После десятка таких писем она сдалась и в кратком лаконичном письме рассказала о своей жизни в Клифдене и о ресторане. Он попросил разрешения приехать в гости. Мари смеялась над его мольбами, но они казались искренними. Хотя откуда ей знать наверняка?

С Дэвидом ничего нельзя знать наверняка.

У. Шекспир. Макбет. Акт 1. Сцена 1. — Перевод Б. Пастернака.

Привет, красавица! (итал.)

«Я скитался много лет и потратил все деньги на виски и пиво. Я полжизни бездомным бродягою был…» — «The Wild Rover», популярная шотландская народная песня.

Это случится, это когда-нибудь случится, когда-нибудь я, может быть, выиграю (англ.).

Выбросим мужчин из рейхстага, выбросим из правительства, выбросим из власти и создадим женское государство (нем.).

Когда ты добр с мамой, мама добра с тобой (англ.).

Картофельная запеканка с луком-пореем.

«Пока я сидел у камина, лопал картошку и пил портер, я вдруг подумал: а не жениться ли мне на дочери старого Рейли». (Старинная ирландская песня).

Очень приятно (нем.).

В любом случае (англ.).