Максим Шаттам - Во тьме

— Нет, но, может быть, это тоже поезд, я в этом разбираюсь слабо. Однако есть один парень, с которым я время от времени играю в шахматы, он увлекается поездами и особенно историей железных дорог Нью-Джерси. Он живет в городе, правда, я точно не знаю где, но думаю, Рон из клуба стариков сможет нам подсказать.

Старик снова свистнул:

— Пойдем, Норб. Пора домой. Тебя ждет еда.

Холодный ветер трепал полы кожаной куртки; казалось, никто не смотрит на него, идущего по тротуару. Бролен украдкой оглядывал улицы. Он мог быть кем угодно, но уж точно его никто не принял бы за частного детектива и, кроме того, бывшего профайлера: потертые джинсы, куртка, под ней — бежевый пуловер, и пряди волос, хлещущие по лицу, словно чернильные брызги.

Все утро он занимался обнаруженной дома у Лукаса Шапиро последней записью в его дневнике, датированной двадцатым ноября. Комментарий не оставлял сомнений: «Не задает вопросы, если наличными». Согласно этой записи, Шапиро и другие члены секты заплатили 3000 долларов за полугодовую аренду помещения, где собирались устраивать свои церемонии. До этого тайный смысл убийств не был столь очевиден, татуировка казалась простым символом, типа подписи, хотя исчезновение жертв без последующего обнаружения их тел выглядело совсем нехарактерной деталью. Написанное Шапиро на листке бумаги слово «храм» давало неожиданную зацепку.

Да, кое-что, но немного, размышлял Бролен. Храм во славу Калибана, чье имя они сделали своим девизом. Понять, что означает это имя, становилось все важнее. Скорее всего, они не выдумали его из головы, оно было связано с чем-то особенным. Caliban do minus noster, in nobis vita… В течение нескольких часов Бролен собрал подробную информацию о I.dW. Айван де Уайлд [24] Ivan de Wilde. был обыкновенным посредником, не более. Он за небольшую плату сдавал склады в промышленных кварталах Бруклина и Квинса, причем некоторые — торговцам порнофильмами. Де Уайлд находил аккуратных плательщиков, которые не могли навлечь на него неприятности и по возможности рассчитывались наличными, дабы избежать уплаты налогов. Больше он ничего не знал.

По адресу, найденному Броленом в записной книжке Шапиро, располагался старый полуразрушенный склад, давно уже не соответствовавший требованиям безопасности, и, как следствие, его не могли сдавать в аренду. Идеальное место для Боба и его секты.

После полудня Бролен решил отправиться туда — изучить обстановку и бегло осмотреть помещение. Согласно карте, помещение склада было последним на Бонд-стрит, упиравшейся в набережную канала Говейнус. Бролен знал, что, по слухам, эта зона — кладбище мафии и что многие бандиты кормят рыб на дне канала с бетонными болванками на ногах. Да, у района Ред Хук была не лучшая репутация и в начале XXI века.

Бролен вышел из метро и спустился по Кэрролл-стрит; с каждым шагом он становился все более внимательным. Район был малообитаемым — сплошные ангары, магазины, вереницы гаражей и вывески на английском, итальянском и тарабарском языках.

Приплюснутые здания с угрюмыми фасадами — словно они не имели права быть выше. Редкие прохожие большей частью прятали на ходу свои лица; в какой-то миг по улице промчался подросток на мотоцикле. Абсолютное молчание — лишь вдали вздыхал гидравлический пресс и кряхтел кран.

Через десять минут Бролен добрался до Бонд-стрит. Ограждение канала в одном месте было пробито — видимо, автомобилем; под серым небом вода казалась мраморной. Бролен усмехнулся про себя — посмотрев на север, он увидел огромную трубу, окрашенную в зеленый, белый и красный цвета — цвета Италии; это напомнило ему о Данте — не убийце, поэте. Коричневая геометрия остальных труб, возвышавшихся над кварталом, казалось, превращала это место в грубый железный ошейник.

Бролен дошел до конца улицы — отвратительного тупика с узкими тротуарами, заваленными грязной бумагой и гнилыми поддонами. Дом номер 451 представлял собой красное кирпичное здание в три этажа, окна которого были забиты досками и разрисованы «городскими фресками». Обе погрузочные платформы склада не использовались, вероятно, еще со времен войны во Вьетнаме, они почти полностью скрылись под грудами рваной одежды и распотрошенных картонных коробок, исписанных граффити. Словно подчеркивая общее запустение, возле набережной торчал испещренный непристойными слоганами корпус автомобиля без колес и дверей. Напротив, возле ангара с запчастями, стояли под разгрузкой два трейлера — четыре молчаливых человека по цепочке передавали груз; за все время своей прогулки по Ред Хук Бролен встретил меньше людей, чем здесь. Ночью эта зона становилась абсолютно пустынной, за исключением, вероятно, нескольких зловещих силуэтов.

Частный детектив снова осмотрел склад. Неужели Шапиро и Боб однажды явились сюда и устроили здесь свой храм? Снаружи определить невозможно. После ареста Линча и недавней смерти Шапиро Боб конечно же оставил это место — не стоило играть с огнем. Копы не замедлят нагрянуть сюда.

Асфальт под ногами закончился, и Бролен оступился. Бонд-стрит завершалась наполовину завалившимся забором, затем шла метровой ширины полоса земли, покрытая мусором, а дальше серели мерзкие воды Говейнуса. Джошуа вытащил сигареты. Сел на ограду и осмотрелся. Далеко на юге по своей бетонной нитке полз поезд «легкого» метро — канатоходец нового времени. Прямо над ним — так казалось из-за оптического эффекта, возникающего на расстоянии, — над Ред Хук и заливом Говейнус возвышалась трасса Бруклин-Квинс-Экспресс, по ней ползли пятна машин. Бролен выдохнул ядовитый дым. Под его ногами валялся велосипед с цепью от угонщиков; от него осталась только рама. Бролен иронично оглядел никотиновую палочку, которую держал в руке. В прошлом он бросал курить. Все осталось там: далекое видение, смутные воспоминания о лепестках розы, смеющихся сапфировых глазах. Туманный кошмар, кровавая улыбка. Бросив сигарету в пластиковый бидон, он вновь сосредоточился на складе. Два курьера лениво переговаривались, по-приятельски обмениваясь оскорблениями. Глядя на кирпичную стену, Бролен размышлял. Он вспомнил все полицейские отчеты. Фотографии жертв, которых ищут вот уже два года, татуировки и молитву на латыни, обращенную к Калибану. В голове начала смутно зарождаться мысль. Неприятная, если не сказать больше. А если он прав? Если его теория имеет право на существование? Она столь безумна, что может оказаться правдой. Но сейчас думать об этом бесполезно. Сначала надо проникнуть в здание, а потом уже можно поразмышлять обо всем. Аннабель посвящать в это не стоит — если он ошибается, он только зря ее озадачит.

Главное сейчас — этот храм.