Юрий Черняков - Чудо в перьях

Я испугался, что он сейчас заплачет. Тут драма похлеще цаплинской. Знает, что жизнь дается один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно детям и внукам… Совсем неплохой человек этот Бодров. Вон как натурально переживает. За себя, совсем как я, и тоже в связи с другими людьми и обстоятельствами.

— Я знаю, что делать, — сказал я.

Он поднял голову от стола, посмотрел на притихших лучших граждан, потом на меня.

— Что? — шепотом спросил он.

— Пусть выйдут эти кикиморы! — сказал я, доставая бутылку водки. — При них я не смогу. При женщинах, я хочу сказать. Ну! Что встали?

Остались только мы с ним, спящие мужики и присмиревший Толя Ощепков, вожделенно смотрящий, как я откупориваю.

— Ну да, операцию тебе пока не делали, — сказал я, наливая ему тоже. — Поэтому сбегаешь, если не хватит.

Мужики проснулись от бульканья жидкости, которую я разливал по стаканам. И вытаращились на меня. Но вопросов не задавали. Выпили, крякнули, просяще посмотрели в глаза. Нормальные мужики. Не то что эти грымзы. Хотя тоже чем-то заведуют.

— Давай, беги, — сказал я Толе, сунув ему деньги. — Прямо в ЭПД. Там внизу — в любое время суток. Что бы мы делали, если б не Андрей Андреевич?..

— Здоровья ему, — кивнули мужики и допили остатки.

Нет, совсем неплохие. И из Бодрова может получиться толк. Я бы взял его к себе в хор. Куда-нибудь в последний ряд, где можно рот разевать, не произнося ни звука. А чего — представительный, смотрит по-собачьи, следит за руками, когда разливаю. Сначала, правда, стакан ладошкой прикрывает, но не очень чтобы совсем. И говорит: хорошо, хотя еще не налили.

— Думаешь, из-за нашего половинчатого решения случилось землетрясение? — спросил он, уже растягивая слова.

— А из-за чего? Все беды и катаклизмы в этой стране из-за половинчатых решений и непроработанных вопросов… Я правильно говорю? — спросил я мужиков. Совсем забыл, как зовут и чем заведуют. А спрашивать неудобно. Один вроде банно-прачечным комбинатом, другой аптекой. Но не в этом дело. Главное, никаких мыслей! Сидят и ждут, когда принесут и нальют. Золотые ребята. — Вот у меня дома, — сказал я, — бабы власть взяли. Хотя их двое, а нас, мужиков, теперь трое. Но то дома, а то в Крае. Есть разница?

— Ну, — согласились они. — Только больно долго он у тебя бегает. И приносит по одной. Его там, может, никто не знает!

— Каждый день пасется! — заверил я. — Свой человек. Но в другом качестве, чем вы думали. Работать там желает. Из идейных побуждений. А ему в бюро ультиматум: или пропуск положишь, или член. Теперь раздумывает.

— Еще выбирает! — удивились мужики.

— Значит, ты здесь видишь причинно-следственную связь? — задумчиво спросил Бодров.

— Игорек, ну ты как не родной! — обнял я его за шею, и он заплакал.

И вот тут прибежал Толик Ощепков, донельзя взволнованный.

— Ты где столько ходишь? — спросил я.

— Вы что! — заорал он благим матом. — Ничего не знаете? Включите телевизор. Сейчас только свет дали. Вся власть перешла к Временному Женскому Комитету! Милиция разбежалась. Десантники братаются с жокеями. Патрули с хлыстами и в кепочках! Бабы с пустыми кастрюлями окружили телецентр!

— Эка невидаль… — сказал я. — Ты бутылку принес? Что я вам говорил?

— А никто не спорит! — сказал заваптекой, послюнив пальцы и погасив коптилку, поскольку действительно дали свет.

Я включил телевизор и, когда засветился запыленный экран, встретился взглядом с Еленой Борисовной, сидящей в защитном комбинезоне, из-под которого выглядывала тельняшка, на своем рабочем месте. Рядом сидели советницы Бодрова в полном составе и тоже в пятнистой форме.

— Надо было их, блядей, запереть и выдрать! — выругался заваптекой. — И когда только успевают?

Елена Борисовна, не выдержав моего взгляда, потупилась в лежащие перед ней листки. Я протер рукавом экран, чтобы она меня лучше видела. Дамы ее подтолкнули, и она прокашлялась.

— Передаем важное сообщение! — сказала она, посуровев. — Заявление Временного Женского Комитета. Дорогие товарищи! Друзья! В этот тревожный час, когда само существование нашего любимого Края ставится под угрозу из-за авантюристической…

— А может, авантюрной? — громко спросил я.

Елена Борисовна подняла на меня свои прекрасные, благодаря хорошей разрешающей способности импортного телевизора, глаза с немым укором.

— Лена, — сказал я тихо. — С кем ты связалась? Ну не хотят их мужики, а ты здесь при чем? Лучше приезжай сюда. А эти бумажки выбрось. Готов спорить, что у них в программе третьим пунктом, после расстрела меня на месте, записано закрыть ЭПД?

— Вторым, — так же тихо сказала она. — И не закрыть, а снести. Это из-за тебя все… Да ну вас! — И вскочила, отшвырнув текст.

Тут на нее набросились директрисы, вцепились в волосы, поднялся визг, экран погас… Потом зазвонил телефон.

— Павел Сергеевич! — сказала ипподромша. — Мы скоро прибудем к вам для переговоров. Елена Борисовна остается у нас в заложниках.

— Сколько вас прибудет? — спросил я, подмигнув мужикам.

— Трое, — сказала она.

— Лучше бы четверо, — снова подмигнул я присутствующим.

— Сколько будет, столько будет! — сухо сказала она.

— Почему ты запросил именно четверых? — спросил Бодров, моргая ресницами.

— Чтоб каждой твари по паре! — хохотнул аптекарь. — Что тут непонятно?

…Когда директрисы приехали в сопровождении жокеев, я сказал, что разговора не будет, пока те не выйдут. Потом запер за ними дверь. Потом схватил ипподромшу и задрал ей юбку. Мужики последовали моему примеру. Бодров приоткрыл рот. Дамы сопротивлялись молча и неохотно. Толя Ощепков густо покраснел.

— Что вы делаете? — не то спросил, не то возмутился Бодров.

— Следи, чтоб никто не вошел, — сказал я, приподняв свою даму и усадив ее на край стола. Остальные следовали моему примеру, сопя и повизгивая…

Моя партнерша сперва расцарапала мне для порядка физиономию, потом впилась ногтями в спину. Вот этого я особенно не люблю, но что делать… Дамы слаженно ахали. Руководитель Края охал, мужики пыхтели, раскачивали стол переговоров.

Потом дамы потребовали, чтобы сменили позу. Они отдувались, целовали в губы, откидывали волосы, смотрелись в зеркальце.

Словом, мятеж был подавлен, едва начавшись. И мы вытолкали их за дверь. Потом в газетах писали о «заговоре стерв», каковыми они и были на самом деле.

Директрисы бежали в горы на лошадях, захватив с собой заложников — нескольких операторов и осветителей с телевидения.

Но это все было потом. А пока что мы пили, не останавливаясь, посылая Ощепкова в ЭПД, где водку ему давали теперь бесплатно, узнав, кто послал. А мы бдительно следили за мутным экраном телевизора (похожим на рыбий глаз, ставший квадратным от ужаса), чтобы не пропустить новую попытку переворота.