Джозеф Файндер - Погребенные тайны (в сокращении)

— А вы откуда знаете? Контора Шехтера — прикрытие для ЦРУ?

— ЦРУ? Ради бога. Вы видели, на каком месте они стоят в организационной иерархии? Ниже Бюро трудовой статистики.

— Хорошо, тогда кто же вы такой?

— Посредник, и не более того. Просто адвокат, который помогает принять меры, чтобы три триллиона снова куда-нибудь случайно не задевались.

— А еще туманнее нельзя?

— Откуда шло ваше жалованье, когда вы работали на министерство обороны?

— Из секретного бюджета, — сказал я. Это строго секретный фонд в бюджете США, для финансирования тайных операций и негласных расследований. Официально его не существует. Он так хорошо засекречен, что никто точно не знает, сколько там денег и на что они идут.

— Вот именно.

— «Меркурий» имеет отношение к секретному бюджету США?

— Близко к правде. Вы имеете какое-то представление о размерах этого бюджета?

— Около шестидесяти миллиардов долларов.

— Скажем так — эта цифра, которую слили специально для публики.

— Так вы… — Я замолчал. Все вдруг стало ясным. — Вы хотите сказать, что Маршалл Маркус управлял средствами секретного бюджета Соединенных Штатов? Извините, не верю.

— Не всем бюджетом, но немалой его частью. Несколько лет назад какие-то мудрые люди понаблюдали за приливами и отливами в расходах на оборону и поняли, что мы ставим национальную безопасность в зависимость от капризов публики и прихотей политиков. Один год — «поубивайте всех террористов», следующий — «как вы смеете ущемлять гражданские свободы!». В 1990-х ЦРУ было развалено. А потом — 9 /11, и все в ярости — где было ЦРУ? Как такое могло случиться? Ну, так вы же сами обескровили ЦРУ, ребята, вот и случилось.

— И тогда…

— И тогда было принято решение на очень высоком уровне — откладывать в сытые годы кое-какие фонды, чтобы потом на голодные годы хватило.

— И отдать их Маршаллу Маркусу для инвестиций.

Он кивнул.

— Тут несколько сот миллионов, там миллиард-другой, и вскоре Маршалл учетверил наши секретные фонды.

— Гениально. А теперь они все пропали. Нельзя сказать, чтобы вы справились намного лучше, чем чиновники из Пентагона.

— Но никто не ожидал, что Маркус попадет под удар.

— Выходит, похитители Алексы вовсе не денег хотят? «Меркурий» — это отчеты об инвестициях?

— Давайте говорить прямо. Им нужны детали наших самых секретных операций. Это прямое посягательство на национальную безопасность Америки. И я бы не удивился, если бы оказалось, что тут замешаны люди Путина.

— Так вы думаете, за этим стоят русские?

— Совершенно уверен.

Это объясняло, почему похититель — бывший российский заключенный. Толя говорил, что людей из «Совы» часто нанимают русские олигархи. Но теперь я задумался — возможно, на самом деле за всем этим стоит российское правительство.

— У вас есть доступ к сверхсекретной информации?

— Видите ли, Пентагон больше не может напрямую вкладывать деньги в организации, существующие только для прикрытия. Вы же знаете про все эти законы об отмывании денег, направленные против мирового терроризма? Они дают слишком многим бюрократам по всему миру слишком широкие возможности отслеживать движение средств. Частные фонды должны управляться частным сектором, иначе их раскопает какой-нибудь ревизор.

— Это я понял. Дальше что?

— Если наши трансферные коды попадут в руки не тем людям, они обнаружат все наши обходные пути и подставные компании — и выяснят, кто и как работает на нас. Отдать их — это был бы практически сокрушительный удар по нашей национальной безопасности. Я не могу этого допустить. И Маршалл бы не допустил, если бы был в состоянии рассуждать здраво.

— В этом я не был бы так уверен.

— Поверьте мне, — сказал Шехтер, — я был бы счастлив, как никогда, если бы вы смогли найти и освободить Алексу Маркус. Но теперь это почти невозможно. Мы не знаем имен тех, кто ее похитил. Мы не имеем ни малейшего представления о том, где она.

Я не стал его разубеждать.

— Мы закончили?

— Не совсем. Вы видели строго секретные документы, и мне нужны гарантии, что эта информация не распространится дальше.

— Меня совершенно не волнуют ваши документы. Моя единственная цель — найти дочь Маршалла Маркуса.

Голова снова затрещала, когда я встал на ноги. Я повернулся и пошел к двери. Шехтеровские головорезы мрачно смотрели на меня. Я улыбнулся в ответ.

— Ник, — окликнул меня Шехтер. — Я знаю, что вы примете правильное решение.

— О, — отозвался я, — можете не сомневаться.

Была уже почти половина одиннадцатого, когда я вернулся в фургончик мистера Дердериана. По дороге я включил свой «блэкберри», он начал загружать электронную почту и подавать сигналы голосовых сообщений.

Один из звонков был от частного детектива из Нью-Джерси, который расследовал прошлое Белинды Маркус. Его сообщение я выслушал в полном изумлении. Оказывается, ее карьера девушки по вызову была еще самой пресной деталью ее биографии.

Затем я заметил четыре пропущенных звонка из Москвы. Взглянул на часы. Двадцать минут седьмого утра по московскому времени. Я позвонил и разбудил Толю.

— Я оставил тебе несколько сообщений, — сказал он.

— У меня телефон был временно отключен, — сказал я. — Есть какие-то имена?

— Есть, Николас. Не думаю, что разумно оставлять такую информацию в голосовой почте.

— Погоди, остановлюсь, найду, чем записать.

— Ничего, одно имя и так запомнишь.

На регулярный рейс до нью-йоркского аэропорта «Ла Гуардиа» я уже опоздал. Но один мой старый друг летал на грузовых самолетах «Федерал экспресс». Он и подбросил меня одиннадцатичасовым рейсом из Бостона в Нью-Йорк. Через час с небольшим я уже входил в стрипклуб под названием «Джентри» на 45-й Восточной улице в Манхэттене.

Ковры там были ярко-красные. Музыка ужасная и громкая. Красные виниловые кресла, красные виниловые банкетки и кабинки, половина занята клиентами — делегатами съездов и чиновниками среднего уровня. Вращались стробоскопические лампы.

Я нашел VIP -зал наверху. Там музыка была поспокойнее. Клиенты классом повыше сидели на коричневых замшевых банкетках перед сценой. Парень, которого я искал, сидел между двумя телохранителями. Русских в них можно было опознать за милю.

Мальчишка был длинный, тощий, бледнолицый, с жидкой козлиной бородкой. На нем был пижонский черный бархатный пиджак, а вокруг него сидели еще пять-шесть таких же неряшливого вида юнцов того же возраста, которые потягивали спиртное и в целом вели себя нахально.

На вид Аркадию Наврозову было лет четырнадцать, хотя на самом деле почти двадцать. Даже если не знать, что отец мальчишки, Роман Наврозов, баснословно богат, можно было бы догадаться об этом по его надменной манере держаться.