Алексей Шведов - Голова-гнездо

Молодцы, что и говорить… Во рту чувствовался солоноватый привкус крови, и чтобы избавиться от него, я направился в ванную, где всё прополоскал. Щека изнутри оказалась разодранной, два зуба были сломаны. Осколков от них во рту не обнаружилось, следовательно, теперь они находились в моём желудке. Странная фантазия вдруг озарила сознание: так ведь можно и всего себя сожрать. Сперва — зубы, потом — дёсны, горло. Пищевод исчезнет в себе же, туда же отправятся руки, ноги, голова с мозгом. Бр-р! И о чём я только думаю?

При помощи обнаружившейся в шкафчике над раковиной импортной туалетной воды и полотенца я более–менее разобрался с ссадиной на затылке; ссадина эта уютно располагалась за левым ухом, на самой вершине огромной шишки. На ощупь та была мягкой и болезненной, и я подумал: вот уж повезло так повезло.

Потом я пошёл на кухню, врубил свет и там. Приготовлю себе кофе, пожалуй. Посижу, попью его, подумаю заодно о том, о сём. Чёрт, но интересно, куда же всё–таки смылись Русаков и Марина? Почему они оставили меня здесь одного? И вернутся ли они в ближайшее время?

Пока кипятилась вода, я закурил. Русаков — убийца, это точно. Господи, как он мне врезал, сволочь! Это было… так… тринадцать часов назад. Неужели я столько времени и правда валялся без сознания?

Вода закипела, я вырубил плиту и, разыскав в Маринином столе всё необходимое, сделал себе кофе. Затяжка, глоток, затяжка, глоток. «А она — шалава конченная, — всплыли на поверхности памяти слова Олега, соседа Марины. — Мы её втроём ебали, а потом и вдвоём ещё». Вот сучка. Да ещё и минетчица к тому же, раз он предостерегал меня от поцелуев. А, все они такие! Их нужно именно трахать и только. Ничего больше. Жаль, конечно, что всё вот так вот получилось. Если бы не Русаков, я бы, может, успел сделать две полезные вещи: переспать с Мариной и заодно, имея санкцию на обыск, обшарить квартиру. Но… стоп! Почему бы мне не заняться этим прямо сейчас? Пока Марина отсутствует, я наверняка успею всё здесь перерыть, и, может быть, отыскать какие–нибудь улики против Русакова. Может, Лаховский оставил после себя какие–нибудь записи? Или фотографии?

А подписи понятых можно, наверное, и подделать.

Чтобы быстрее приступить к осуществлению задуманного, я сделал не один, а сразу два глотка кофе. При определённом наклоне чашки уже можно было увидеть её дно с небольшой трещинкой. Я затушил сигарету и задумался над новым вопросом, пришедшим в мою голову: а что вообще Русаков делал у Марины? Судя по тому, что он решил, будто это она его заложила… значит, они не… или…

«Навела, шлюха!»

(или сука — как он там сказал?)

А что, если они оба замешаны в убийстве?!

Не знаю, не знаю, не знаю, проклятье, не знаю, чёрт возьми! Но почему–то мне кажется, что Марина здесь не при делах, а вот Русаков, похоже, действительно является насильником и убийцей. Но зачем он всё–таки пришёл к сестре своей жертвы, к своей бывшей любовнице, которая, оказывается, шлюха, совокупляющаяся с подростками? Что заставило его явиться сюда?

Я наконец допил чёртов кофе, вымыл чашку и покинул кухню. Было уже пять утра, светало. Так, это сейчас уже воскресенье, получается? Я решил, что, пожалуй, начну обыск с комнаты Александра, и плевать на отсутствие понятых. Раскрытие этого преступления теперь было для меня делом личным.

Открыв дверь, я вошёл в комнату. Нашёл выключатель, врубил свет. Так, с чего же начать? Мой взгляд упал на приоткрытую дверцу шкафа для одежды. Мне вдруг захотелось распахнуть её пошире и заглянуть туда, в темноту, где, казалось, прятался какой–то органический хищник–магнит, притягивающий меня к себе, как обычный магнит — железку. Почему–то стало прохладней, и я почувствовал себя слабым и беззащитным, словно младенец. Раньше такие ощущения мне никогда не приходилось испытывать.

Влекомый непонятной силой, я медленно приблизился к шкафу. Правая рука вытянулась вперёд — она вдруг показалась мне чужой и очень длинной — и коснулась дверной ручки.

Труп Марины с дыркой во лбу рухнул прямо на меня — обнажённый и слегка окровавленный. Я завопил и только где–то секунд пять спустя понял, что воплю лёжа. Вот оно, доказательство, чёрт побери! Прямо на мне, мёртвое и голое… О боже!

Скинув с себя труп, я поднялся. Ноги дрожали, руки тоже. Что ж, вот и ещё один пациент для папочки — то–то он обрадуется. А в деле уже целых два трупа, один из которых убит выстрелом из моего пистолета. Угу, так это что же у нас получается? А это у нас получается (я присел на кровать), что после того, как я оказался в обмороке, Русаков… Ну да, всё ясно как дважды два. Он убил Марину из моего ПМ и сбежал, неизвестно по каким соображениям оставив в живых меня. Но почему Марина голая? Была она изнасилована или нет? Как мне это выяснить? Я ведь следователь, а не эксперт…

Присев на корточки, я осторожно раздвинул ноги трупа. Они были холодными и достаточно окоченевшими, из чего я смог сделать заключение, что убийство было совершено… ну, от пяти до десяти часов назад, где–то так. Мои пальца коснулись влагалища — того самого, в которое я так жаждал проникнуть. Вот и проник, ха. Но ведь и не поймёшь, насиловали её или же нет. Пальцы скользнули вглубь. Не знаю, что я надеялся там обнаружить — вероятно, какие–то остатки спермы, но некрогинеколог из меня получился плохой. Холодные стенки влагалища не оставили на моих пальцах никакой визуальной или тактильной информации. Было бы там хоть чуть–чуть спермы, я бы, думаю, это понял.

Или же она была слишком глубоко.

Только тут я обратил внимание на тот факт, что у меня, оказывается, мощнейшая эрекция. Коснулся рукой ширинки — ни хера себе! А если бы кто–то засёк меня здесь? Ну, сказали бы, доработался парень. Классическая некрофилия. Мне и самому стало страшно от своих действий и мыслей. Это всё из–за сотрясения, точно! Боже, твою мать, да разве я когда–нибудь мог подумать, что буду ковыряться между ног у трупа?! Патологоанатомы — другое дело, это их профессия, а я…

А я следователь. И, провались всё к чёртовой матери, я на работе, пускай сейчас и выходной. Так что я имею полное право делать всё, что может так или иначе помочь расследованию, и в моих действиях нет ничего такого шизофренического. Это — моя работа.

В конце концов мне удалось убедить себя в том, что всё, что я делаю — абсолютно нормально, по крайней мере, с точки зрения профессионального сыщика. Теперь следовало бы ещё проверить и анус Марины — может, что–то удастся обнаружить там? Я должен быть уверен, что её изнасиловали.

Для удобства я уложил Марину на диван. Эрегированный член немного мешал работе… Расстегнув ширинку, я освободил его — без всяких сексуальных намерений. Стало полегче.

Мне было неудобно перед самим собой, но я всё же одной рукой кое–как задрал ноги трупа чуть–чуть кверху, чтобы осмотр проходил без проблем. Я поймаю тебя, Русаков, я всё равно тебя поймаю, потому что из–за тебя у меня неприятности. Это ведь из–за тебя я вынужден делать то, что делаю. Скривившись от омерзения, я сунул указательный палец в анальное отверстие Марины. Он скользнул внутрь на удивление очень легко. Я понял, что был прав, предположив, что перед смертью девушка была изнасилована.