Бернар Миньер - Круг

— С чего вам было соглашаться? Вы ничего не заподозрили?

Собеседник Серваса улыбнулся.

— Меня убедили две купюры по пятьдесят евро.

— Это еще более подозрительно, разве нет?

Ответа не последовало.

— Вас удивил только парик?

— Точно.

— У вас есть камера видеонаблюдения?

— Да. Но она активируется только вечером, когда магазин закрывается, — от детектора движения.

Управляющий уловил в глазах Серваса разочарование, и его это обрадовало. Патрика не слишком волновала судьба соотечественников, зато он как мог старался не облегчать работу полиции. Он явный поклонник Джорджа Оруэлла и теорий о Большом Брате — считает, что живет в полицейском государстве.

— Деньги все еще при вас?

Еще одна улыбка.

— Нет. Деньги, знаете ли, имеют обыкновение ходить туда-сюда.

— Спасибо, — произнес Венсан, давая понять управляющему, что они больше не нуждаются в его присутствии, и наклонился к экрану компьютера.

Патрик не сдвинулся с места.

— Кого вы ищете?

— Можете идти. — Сервас лучезарно улыбнулся. — Мы позовем, если вы понадобитесь.

Управляющий смерил их взглядом, пожал плечами и удалился.

Как только он скрылся за занавеской, Эсперандье вставил диск в компьютер. На экране открылось окошко, и программа считывания запустилась автоматически.

Сервас инстинктивно напрягся. Чего им ждать? Послания от Гиртмана? Видеозаписи? Что за женщина говорила с Патриком? Сообщница? Напряжение действовало на них на физическом уровне. Майка лейтенанта промокла от пота, и не только из-за жары. Из зала доносился приглушенный гул голосов.

Они не слышали ничего, кроме потрескивания статического электричества в колонках. Эсперандье увеличил громкость.

Внезапно динамик «выстрелил» оглушающей какофонией звуков, почти оттолкнув их назад.

— Вот дерьмо! — воскликнул Эсперандье и приглушил звук.

— Что это за ужас? — изумился Мартен, пытаясь унять отчаянно бьющееся сердце.

— Мэрилин Мэнсон, — пояснил Эсперандье.

— Кто-то это слушает?

Несмотря на напряженный момент, Венсан не смог удержаться от улыбки. Музыкальный отрывок закончился, они подождали еще немного, но больше ничего не услышали.

— Все, — объявил Эсперандье, взглянув на курсор на экране.

— Все?

— Да.

Тревога на лице Серваса сменилась разочарованным недоумением.

— Как ты думаешь, что все это значит?

— Не знаю. Видимо, кто-то пошутил. Ясно одно — это не Гиртман.

— Ты прав.

— Значит, письмо по электронке тоже прислал не он.

Сервас понял намек и разозлился.

— Считаете меня параноиком?

— Нет, хотя ситуация к этому располагает. Психопат рыщет на свободе. Его ищут все полицейские Европы — и не находят ни следа, ни ниточки к нему. Гиртман может быть где угодно. Хуже всего то, что перед побегом он излил тебе душу.

Мартен взглянул на подчиненного.

— В одном я твердо уверен… — Он внезапно осознал, что его слова могут стать лишним аргументом «за» его паранойю. — Рано или поздно «психопат» вынырнет на поверхность.

Ирен Циглер посмотрела вниз, на теплоход, стоящий на якоре в кальдере. [28] Кальдера — котлообразная впадина 10–15 км в диаметре с крутыми склонами и ровным дном, образовавшаяся вследствие провала вершины вулкана, а иногда и прилегающей к нему местности. С террасы до него было метров сто, не меньше, так что он казался красивой белоснежной игрушкой. Море и небо выглядели ненатурально синими по контрасту с ослепительной белизной террасы, красноватой охрой скал и чернотой вулканических островков в центре бухты.

Ирен сделала глоток очень сладкого кофе по-гречески и затянулась сигаретой. Было одиннадцать утра, но воздух успел разогреться. У подножия скалы с парома высаживались туристы. На соседней террасе англичане в соломенных шляпах писали пейзажи. Сидевший на другой террасе мужчина лет тридцати говорил по спутниковому телефону. Поймав взгляд Ирен, он сделал приветственный жест. Средний рост, атлетическое телосложение, белые шорты и голубая рубаха — бесформенная, но явно дорогая. Лицо выразительное, не очень загорелое, на запястье часы фирмы «TAG Heuer». Редеющие волосы. Немец, трейдер, холостяк, набит деньгами. Циглер не раз видела, как он возвращается в отель — в сильном подпитии и в обществе местной красотки, всякий раз новой. Сутки в отеле — не в разгар сезона — стоили 225 евро, так что клиентура тут была вполне обеспеченная. Слава богу, за номер платила не Ирен — ее жандармского жалованья на подобное удовольствие вряд ли хватило бы. Она помахала в ответ и встала. На Ирен были красно-оранжевый топ и белая юбка из легкого шифона. Ветерок с моря не спасал от жары, и она вернулась в комнату.

— Не дергайся, — произнес голос ей в ухо.

Циглер вздрогнула, различив угрозу.

— Шевельнешься — пожалеешь.

Ирен связали руки за спиной, надели на глаза повязку, и по ее телу, несмотря на жару, пробежала дрожь.

— Марш в кровать и не вздумай сопротивляться.

Циглер подчинилась. Чья-то рука грубо толкнула ее в спину, потом с нее стащили юбку и купальник.

— Не рановато для игр? — спросила она, уткнувшись лицом в простыню.

— Заткнись! — У нее за спиной раздался приглушенный смешок. — Никогда не рано, — добавил голос с легким славянским акцентом.

Ирен перевернули на спину и освободили от майки. Она ощутила на себе обнаженное горячее тело, влажные губы коснулись ее век, носа, губ, язык змейкой пробежал по животу. Она высвободила руки, стянула с глаз повязку и увидела темноволосую голову Жужки, ее загорелую спину и упругую попку. Жар желания обжег Ирен, она выгнула спину и застонала от наслаждения, запустив пальцы в черные шелковистые волосы подруги. Жужка прижалась к ней, и они поцеловались.

— Что за странный вкус? — поинтересовалась Ирен.

— Yauurti mé mèli. Йогурт с медом. Тсс…

Ирен Циглер любовалась телом лежавшей рядом подруги. Словачка была совершенно обнажена, если не считать прикрывавшей лицо соломенной шляпы и кожаных сандалий на ногах. Она спала. Кожу Жужки покрывал ровный загар, она пахла солнцем, морской солью и защитным кремом. У нее была полная грудь с широкими сосками и бесконечно длинные ноги. Последний штрих — маленькую татуировку над лобком в виде стилизованного дельфинчика на память о чудесном отпуске — Жужка сделала накануне в Фире, «столице» острова. Дельфин был одним из главных мотивов греческой иконографии — их любовное гнездышко называлось «Отель Дельфини».

Они три недели путешествовали по островам, пересаживаясь с парома на паром, колесили по Кикладам на мотороллере: Андрос, Миконос, Парос, Наксос, Аморгос, Серифос, Сифнос, Милос, Фолегандрос, Хиос. Последние четыре дня они жили на Санторине — купались, ныряли и загорали на пляжах с песком почти черного цвета, бродили по живописным бело-синим улочкам, где магазинчиков было не меньше, чем в Тулузе, а потом возвращались в номер, чтобы заняться любовью. Не было ничего важней любви… Поначалу они захаживали в «Энигму», «Коо Клуб» и в «Лава интернет-кафе», но очень скоро стали избегать ночных клубов: мужчины на острове сильно потели, а женщины предавались возлияниям до тех пор, пока их взгляд не становился остекленевшим, а речь — совсем неразборчивой. Иногда Ирен и Жужка ходили выпить «Marvin Gaye» в «Тропическом баре», но торопились уйти, когда туда вваливалась толпа возбужденных прожигателей жизни. Девушки гуляли, выбирая самые тихие улицы, рука в руке, целовались под козырьками и в укромных уголках или седлали мотороллер и мчались на пляж, но даже там им было непросто насладиться прогулкой под луной — мешали пьянчужки, назойливые зануды и оскорбляющие слух звуки музыки в стиле «техно».