Андрей Бондаренко - Купчино (Трилогия)

— Понимаю…. Даю ровно тридцать секунд — на экстренную эвакуацию. Потом — не обессудь. Время пошло…

— Ладно-ладно. Не напрягайся, — резко сбавил обороты Карпук. — Ну, погорячились немного. С кем не бывает? Особенно — в таких «безголовых» раскладах. Проехали, растёрли и забыли…. Так я заберу этого продрогшего цыганёнка?

— Забирай. Нам он ни к чему. Да и ребятам с правого берега он совершенно не интересен. Яхта-то затонула практически посередине Невы…. Чья это зона ответственности? Федеральная, ёжики колючие. Вот, и занимайся…. Ага, «эмчээсовские» катера чапают. Один из них — с краном на борту. Да, долгое дело намечается. Пока водолазы что-нибудь отыщут. Пока подцепят…. Серый, мотай-ка домой. Всё чихаешь и чихаешь. Отогревайся, бродяга. Завтра — в письменном виде — доложишься. Вон и Степаныч подъехал.

Карпук и его «камуфляжные» орлы, окружившие со всех сторон Лачо Золотова, скрылись в ночном сумраке.

Взревели мощные автомобильные двигатели. Взревели и — через десяток секунд — стихли: уехали «фээсбэшники».

— К-кто это такой — С-степаныч? — слегка постукивая зубами, уточнил Сергей.

— Да, таксист ваш, который с усами.

— Наш? То есть, закреплённый за нами?

— Что в этом такого? — начальственно хмыкнул Сомов. — По таким-то непонятным и кровавым происшествиям? И подстраховка, понимаешь. И дополнительный источник информации. Диалектика…. Всё, мотайте и отогревайтесь…. Ольга Николаевна.

— Да…. То есть, я.

— Смотрели, небось, в школьной юности американский фильм — «Большие гонки»?

— Смотрела. В том смысле, что мы вместе с Серёжей смотрели. Целых три раза.

— И какой главный…м-м-м, слоган, скажем так, данного фильма?

— Ну, честно говоря…, не знаю…. А, действительно, какой?

— Мол, в страшные зимние морозы два индейца, спящие под разными одеялами, замерзали насмерть. Практически всегда…. А два других индейца (индеец и индианка, имеется в виду), заблаговременно залезшие под совместное одеяло, неизменно выживали…

— Извините, но ничего такого не получится, — тут же надулась горным мыльным пузырём Ольга. — Даже и не надейтесь. По крайней мере, до вечера ближайшего воскресенья…. Кстати, по поводу предстоящего бракосочетания. С моей стороны свидетельницей будет — Александра Сомова, закадычная и многократно-проверенная подружка. А с твоей стороны, милый? Павел Андреевич?

— Было бы очень даже симпатично, — вздохнул Сергей. — Но…. Нехорошо это — привлекать к таким делам непосредственное начальство. Неприлично, по меньшей мере…. Сан Саныча, пожалуй, позову. Обязательно…. Так что, Оля, поехали домой?

— Поехали. Но пока только — по домам. Извини. Всё должно быть так — как должно. Всегда и везде. Да и папа с мамой могут неправильно понять…

В салоне такси звучала музыка: грустный мужской голос — на удивление гармонично сливаясь со звуками скрипки, — пел:

Утро вторника выдалось тихим, робким и спокойным: даже будильник звенел откровенно вкрадчиво и даже слегка смущённо. Да и кот Иннокентий не приставал со своей извечной проблемой, мол: — «Голодным можешь ты не быть, но попросить еду — обязан…» Правило такое — насквозь-насквозь краеугольное — у всех уважающих себя котов…

Так, только слегка помуркал из своего любимого обшарпанного кресла, мол: — «Удачи тебе, хозяин, во всех делах и начинаниях праведных. И в личных, и, так сказать, в общественных. Если что будет нужно — непременно обращайся. Помогу…. Что — если что? Дельный совет, к примеру. Или там действенная физическая помощь. В плане — загрызть наглого и приставучего врага. Или там острыми когтями — морду наглую — в хлам расцарапать…. Только, блин горелый, про сметану не забудь. Пожалуйста…».

— Не забуду, приятель…

Сергей покинул кровать, посетил туалет, сделал пятнадцатиминутную активную зарядку, принял контрастный душ, плотно позавтракал, оделся, оставил спящему коту — вдоволь всего и всякого, включая блюдечко со сметаной, и дисциплинированно отправился на Службу (на которой, впрочем, ещё даже и оформлен не был).

Вышел, значит, спустившись по бетонной лестнице, из подъезда, оперативно поднял, спасаясь от колючего северо-восточного ветра, воротник плаща и непроизвольно замер: ему навстречу — со стороны Будапештской улицы — неторопливо вышагивала парочка пожилых людей. То бишь, достославная соседка Матрёна Ивановна «под ручку» с высоким и костистым старичком.

«Хм, однако. Картина маслом», — неуверенно пробубнил задумчивый внутренний голос. — «Приметный такой делуля, с тёмным и угловатым лицом, словно бы высеченным из обломка северной скалы. Волосы достаточно длинные и совершенно седые. А глаза…э-э-э, фанатичные такие глаза. Круглые, янтарно-жёлтые и — однозначно — фанатичные. Опирается на чёрную старомодную трость с блестящей ручкой. То бишь, с блестящей рукояткой. Извини, братец, но не знаю — как надо правильно говорить. Не разбираюсь я, увы, в этих дурацких тросточках…. Может, в этой чёрной трости спрятан острый стилет? Острый-острый-острый? Не удивлюсь, право слово…. Короче говоря, если бы мне предложили нарисовать, скажем так, «земное воплощение северного Бога Войпеля», то я, честью клянусь, точно такого старика и изобразил бы…. Ну-ну, ёжики колючие, твари приставучие…».

— Доброго вам утра, уважаемые российские граждане, — вежливо поздоровался Сергей.

— И тебе, добрый молодец, того же, — лучезарно улыбнулась Матрёна Ивановна, а после этого пояснила: — Этот юноша — мой сосед по подъезду. Вполне даже приличный молодой человек, что — по нынешним мутным Временам — является большой редкостью.

— Приличный? — недоверчиво хмыкнул её спутник. — Неужели? А ты, товарищ, к какой политической партии принадлежишь?

— К какой партии? Да, собственно, Дмитрий Силыч, ни к какой. Извините. Так вышло.

— Ты, оглоед со шрамом, меня знаешь?