Юхан Теорин - Призрак кургана

Он ждет. Ждет и тоскует по земле.

Тяжелые шаги за спиной.

Свен все-таки заставил себя выйти на палубу. Качнулся, ухватился за короткую мачту, чтобы не упасть, и глубоко вдохнул холодный морской воздух.

– Скоро мы доберемся? – спросил Арон.

Свен вздохнул:

– Что ты, как дятел, долбишь одно и то же? – Подавил рвотный позыв. – Землю видишь?

Арон присмотрелся повнимательней и покачал головой.

– Когда появится, увидишь. Еще не появилась. Скоро.

– А маме напишем? Как приедем?

– А как же. Когда приедем. Если ты найдешь карандаш, бумагу, все что нужно… марку купишь.

– Обязательно найду.

– Если это нам по карману.

– Тебе все не по карману.

Арон решил твердо – как только он ступит на сушу, сразу купит бумагу, карандаш, марку и напишет матери. Сколько бы это ни стоило.

– А долго мы там будем?

– «Будем»? Что значит – будем? Мы едем работать, а не «быть». Не болтаться без дела. Не меньше года. Надо встать на ноги.

– А потом поедем домой?

Свен снова вздохнул:

– Когда поедем, тогда и поедем. Отстань.

Корабль подняло на волну, нос задрался и косо провалился, как в бездну Свен повернулся, еле удержал рвотный позыв и на подгибающихся ногах побежал в каюту.

Арон остался на носу. Смотрел на море и ждал, когда же на горизонте появится Новая страна.

Солнце взошло над островом в половине пятого. Обычно Герлоф вставал с рассветом, но на этот раз проснулся только в начале восьмого. Поморгал, посмотрел на старые сети, развешанные на противоположной стене, и сразу вспомнил – истерический стук в дверь и промокший, перепуганный мальчик, влетевший в рыбарню, едва он успел открыть. Уж не приснилось ли?

Нет, не приснилось. Под потолком висят короткие штанишки и майка, а под кучей одеял – маленькая, свернувшаяся калачиком фигурка. Вспомнил, как он собирал эти одеяла по всей рыбарне.

Мальчик. Юнас Клосс.

Герлоф накануне выключил свет и молча слушал, как постепенно успокаивается дыхание мальчика, пока тот не заснул. Стало совсем тихо. Сам-то он долго еще не спал – сидел со своей смехотворной древней окаменелостью в руках и прислушивался, готовый дать бой любой нечисти, подстерегающей мальчика в ночи. Мертвые моряки, зомби с топорами… или как там их называют. Никто так и не появился, и он сам не заметил, как уснул.

И проснулся в той же позе – полусидя на кровати, с каменной доисторической дубинкой в руках.

Подвигал затекшими плечами, опустил ноги на холодный пол и пошел к окну – надо же посмотреть, что там делается. Поднял рулонную шторку. Солнце стояло еще довольно низко над горизонтом, но постепенно набирало летнюю языческую мощь. Песок на берегу казался серым. Ни души. И пролив пуст – ни лодок, ни яхт, ни «летучих голландцев». Утро совсем раннее.

И как всегда, к утру утих ветер.

Внезапно на зеркальной глади залива показалась черная точка. Он присмотрелся – черная головка медленно двигалась вдоль пляжа.

За спиной зашевелился Юнас.

– Доброе утро, – обернулся к нему Герлоф.

Мальчик поднял голову.

– Есть там кто? – спросил он дрожащим от страха голосом.

– Никого… – Герлоф постарался, чтобы голос его звучал тихо и спокойно. – Только норка плывет. Они тут часто шастают – птичьи яйца ищут.

В небе с яростными воплями нарезали круги чайки. Они тоже заметили норку, и не прошло и нескольких секунд, как большая птица с клювом, как острие копья, спикировала в воду. Но зверек успел нырнуть, и головка его вскоре показалась совсем в другом месте – совсем близко от берега, где можно было скрыться под нагромождением камней. Через секунду норка грациозно выскочила на берег, отряхнулась и убежала, виляя на бегу, похожая на черного сухопутного угря.

Герлоф опустил штору и улыбнулся:

– Как ты сегодня? Пришел в себя?

Юнас кивнул, но в глазах его по-прежнему стоял ужас.

– А… люди там есть какие-нибудь?

– Никого. И в море никого.

Взгляд Герлофа упал на старый альбом для рисования – кто-то из внуков забыл на полке. Рядом лежала коробочка с цветными мелками.

Ему пришла в голову мысль.

– Лавай попробуем изобразить этот корабль, – сказал он мальчику. – Ты рассказывай, а я попробую нарисовать.

– Ладно… давайте.

Герлоф выбрал черный мелок и набросал контуры типичного эландского рыбацкого баркаса. Маленькая рубка, короткая мачта на носу.

– Такой?

– Не-а… Больше. Рыбой там, правда, пахло.

Герлоф перевернул лист и нарисовал буксир с усиленным носом и транцем.

– Еще больше. Длиннее.

Герлоф вырвал два первых рисунка и изобразил типичную грузовую лайбу – длинную, несколько трюмных люков.

– Может, такой?

Мальчик молча кивнул. Герлоф почувствовал приятный укол гордости за свое художественное мастерство.

– А из чего он сделан? Сталь или доски? Ты видел клепки на бортах, когда карабкался на палубу?

Мальчик немного подумал и снова кивнул.

– Хорошо… значит, стальная лайба. А надстройки какие на палубе?

– Маленькая рубка вот здесь, впереди… и побольше сзади.

– Хорошо… а грузовые отметки на борту видел?

Мальчик смотрел на него непонимающе.

– Ладно, бог с ними… а мачты?

Юнас закрыл глаза, потом открыл опять:

– Не помню… небольшая мачта на носу… нет, не помню. А вот здесь, между рубками, большой люк.

Герлоф изобразил трюмный люк толстой жирной линией.

– А где были эти… умирающие?

– Вот тут… и тут. И тут.

– А живой?

– Этот, с топором, стоял вот здесь. И еще там был какой-то старик. Седой. За штурвалом. Вот тут.

Герлоф пометил крестиками: вот здесь – убийца с топором, вот тут – какой-то старик.

– А может, ты и название помнишь? Не заметил, случайно?

– Почему не заметил? Заметил. Там было написано «ЭЛИЯ».

– Элия? [12]Тот, кто воскресил отрока в Сарепте Сидонской?

Мальчик уставился на него как на сумасшедшего. Ясно дело… еще не прошел конфирмацию. Впрочем, конфирманты теперь Библию не читают. Лапают друг друга и распевают что-то несусветное. Он разборчиво написал на носу: «ЭЛИЯ». Аккуратно свернул рисунок.

– Вот такие дела, Юнас, – улыбнулся он. – Пойдем в дом завтракать?

Мальчик встал и пошел за ним. Лаже не улыбнулся.

Наутро после второго вечера в ночном клубе Лизу разбудил металлический скрежет под окнами кемпера. Она села в постели и машинально посмотрела на часы. Десять минут одиннадцатого. Бабушка, когда совсем состарилась, спала, самое меньшее, до десяти. Если встану раньше, говорила она, день получается очень уж длинный.

То есть давала понять, как тоскливо и скучно ей после смерти леда.

Ну, нет. Жизнь Лизы скучной никак не назовешь.

Вчера Леди Саммертайм чуть не попалась. Пьяный и, судя по всему, очень богатый сопляк сорил деньгами, будто это были конфетти. Весь вечер. И как раз в ту секунду когда она уже почти выудила бумажник у него из кармана, он вдруг схватил ее за руку. Ладонь была горячая и потная.