Юхан Теорин - Призрак кургана

Она покрутила бокал и чуть не полминуты смотрела, как покачивается, медленно успокаиваясь, рубиново-красная жидкость.

– Человек должен гордиться своим родом. Я все время повторяю Касперу и Урбану. А теперь – тебе… Человек должен гордиться своим родом.

Он кивнул. Все эти древние родственники для него – не более чем перечисление более или менее знакомых имен. Гиллис, Эдвард…

Он пожелал тетке спокойной ночи, пошел в свой домик и лег.

Лежал под прохладной простыней и слушал, как за стеной поет какая-то птаха. Сначала бойко и увлеченно, потом все тише, все реже… и наконец совсем затихла.

Он уже засыпал, когда услышал на веранде шаги. Наверное, дядя Кент включает сигнализацию. А может, пошел куда-то.

Он закрыл глаза и подпер плечом подушку.

Ему очень хотелось спать.

Время решающих событий приближалось. Он знал это.

Они, конечно, нашли охранника. Если Герлоф поверил в его рассказ, наверняка позвонил в полицию, и они раскопали труп. А это значит, вся полиция сейчас занята «Эландиком».

После телефонного разговора с Герлофом он дождался захода солнца и уехал назад, на западное побережье.

Темнота – его союзник. Он может, никем не замеченный, свободно передвигаться по берегу.

Уже за полночь Арон добрался до ложбины под откосом и остановился. До двери в бункер было всего-то метров пятьдесят, но ему показалось, что там движутся какие-то тени.

Он прислушался. Тишина. Показалось.

Медленно и осторожно двинулся к бункеру – тем же путем, что проделывал уже несколько недель.

Замок на месте. Он снял замок и потянул на себя дверь.

Дверь заскрипела.

Туннель под курганом был готов. Он стал осторожнее: работал только по ночам. Превратился в ночного зверя.

Луна растолкала облака и осветила вход в бункер. Очень уместно.

Он огляделся – все так, как и было. Как и оставил в последний раз: инструмент, ящики. Ничего не изменилось.

У самого выхода лежит большая катушка. Он взял ее, вышел из бункера, запер за собой дверь и пошел по ложбине, разматывая тонкий пластиковый шланг. Вернулся и аккуратно присыпал желтую трубку мелкими камушками. Ничего не заметно.

Выпрямился и вздрогнул.

В дальнем конце захрустела щебенка. Кто-то там шел, и, похоже, в его направлении.

Никакие приключения ему сейчас не нужны. Повернулся и зашагал прочь.

Через десять минут он был уже на дороге. В лунном свете прекрасно видны кемпинг и купальни. По заливу бежит живая лунная лорожка.

Некогда любоваться на эту красоту. Он пересек дорогу и скрылся в леске.

Прислушался – ничего не слышно. Никто за ним не идет.

Сердце будто кувыркалось в груди. Кувыркнется – замрет, опять кувыркнется. Потом ритм наладился. Он слышал свой пульс – тяжелые, ровные удары, похожие на шаги на лестнице. Эти удары сопровождали его уже восемьдесят лет.

Только бы их хватило еще на неделю.

В тесной спальне умирающего было пыльно и не прибрано. Арон попрощался и вышел. В этот вечер на улице было много народу – люди стояли, задрав головы, и искали в черно-сером осеннем небе только что запущенный спутник. Все ликовали, и всем хотелось знать подробности.

– У меня родственник работает в ЦАГИ, так он говорит, что…

Влад-Арон усмехнулся – попробовал бы этот идиот сказать что-то подобное на улице лет двадцать назад. Болтун – находка для шпиона. Он опять усмехнулся.

Его многолетний начальник, генерал-майор Рыбаков, умирал. Он давно уже не вставал с постели – цирроз печени. Желто-серое лицо, отечное и в то же время исхудавшее. Огромный живот. Последний год к нему каждый день приходила медсестра, но к вечеру уходила, и Арон оставался с Рыбаковым наедине.

Никто другой его не навещал.

Солдаты умирают в одиночку.

А сколько всего произошло за эти годы…

Умер Сталин. Пролежал с инсультом сутки на полу – охрана не решалась его беспокоить. После свары в верхах власть захватил Хрущев и первым делом избавился от самого опасного соперника – шефа госбезопасности Берии. Берию обвинили в шпионаже и расстреляли. Как мог Берия быть шпионом? Арон в это не верил. Иногда его мучила мысль – а все остальные? Может, и они шпионами не были? Какой, к примеру, из Трушкина шпион? А за Берией полетели, как кегли, все его подчиненные. Под метлу попал и Рыбаков – слава богу, не расстреляли и не предали суду тихо отправили на пенсию. Расстрелы как-то сразу вышли из моды. Группу еврейских врачей, обвиняемых в буржуазно-националистическом заговоре, почти сразу после смерти Сталина выпустили, и они вернулись на работу. Удивительно – врачи ни в каких преступлениях не признались. Евреи – стойкая нация. Но официального извинения не последовало. Арон давно заметил, что в России не любят извиняться.

И неутомимый генерал-майор оказался не у дел.

Приличная пенсия и полное забвение.

Для Рыбакова, всю жизнь проработавшего в органах, это был тяжелый удар.

Он, который лишь изредка позволял себе рюмку водки, запил. Не прошло и трех лет, как отказала печень.

Он был не один такой – очень многие, посвятившие жизнь любимому делу искоренению вредителей и шпионов, врагов народа, переживали нечто подобное. Им тяжко далось отлучение от привычного ощущения власти над заключенными.

Выстояли немногие – они стали писать разоблачительные мемуары и постепенно снова оказались на виду.

Перед концом Рыбаков бредил. Он смотрел на Арона желтыми глазами, в которых плавал смертельный ужас, и бормотал что-то невнятное:

– Я их сосчитал… не веришь? Всех до одного… И знаешь, сколько?

Арону вовсе не хотелось слушать бред умирающего, но тот продолжал:

– И знаешь, сколько… только один я?.. – Он мучительно закашлялся. – Только один я… две тысячи триста тридцать пять… и что мне Богу сказать? Назвать цифру и ждать, пока похвалит?.. Две тысячи триста тридцать пять…

– Невероятно, – сказал Влад и отвел глаза.

Впервые он задумался – а чем он, собственно, занимался всю жизнь? То же самое. Спусковой крючок, резиновая дубинка, оголенные провода…

Мужчины, женщины… правда, он никогда не брался допрашивать летей. Были в органах и садисты. Они избивали детей и даже насиловали, но Влад держался твердо. Не моложе пятнадцати лет. И его не заставляли – всегда находился кто-то, готовый его заменить.

Враги народа и предатели. Они другого не заслужили.

На следующий день Рыбаков умер. Заснул и не проснулся. Тихо и мирно, в отличие от тех двух тысяч триста тридцати пяти.

Октябрь. Спутник продолжает кружить вокруг Земли, и людям не надоедает слушать его попискивание. Бип-бип-бип-бип…

Арон бродит по Москве. В многолюдной Москве он не менее одинок, чем этот спутник в черном космосе.