Роберт МакКаммон - Свобода Маски

Они поднялись на третий этаж, прошли через дверь и очутились в коридоре с черно-белым клетчатым полом. Высокие окна впускали много света, однако на стенах все равно висели керосиновые лампы, чуть разбавляющие мрачную атмосферу Лондона. Массивные портреты суровых мужчин в черных одеждах и огромных белых париках, которые с негодованием смотрели на заключенного, висели вокруг. Как только Мэтью удавалось миновать взгляд одного портрета, он тут же попадал в поле зрения другого. Стук ботинок охранников и каблуков Лиллехорна, вкупе с позвякиванием цепей Мэтью эхом отдавались здесь, и, если б не этот звук, здесь было бы тихо, как на кладбище.

— Это здесь, — сказал Лиллехорн, кивая в сторону другого прохода. Они прошли по нему, столкнулись с резной дверью со вставками из цветного стекла, и стражи отступили, чтобы окружить Мэтью, пока помощник главного констебля открывал дверь.

Это был обычный кабинет с одним овальным окном, на полу лежал темно-зеленый ковер. Молодой человек с соломенного цвета волосами и квадратными очками сидел за столом рядом с аккуратными деревянными шкафами. Он что-то записывал, когда в помещение вошли Лиллехорн, Мэтью и охранники. Глаза молодого служащего переместились с Мэтью на всех остальных и обратно, и он отложил перо.

— Доброго дня, господин Лиллехорн. Вам назначена встреча с судьей, как я понимаю?

— Да, Стивен. Он может поговорить с нами?

— Еще не совсем. Судья Арчер просит вас быть терпеливым, он только что вернулся из гимназии.

— Судья… Арчер? Ох… ну, я боюсь, произошла ошибка. Мне назначена встреча с судьей Гринвудом.

— Возникли некоторые изменения, — Стивен поднял бумагу со стола и предложил ее Лиллехорну. — По официальному указу судья Арчер взял на себя это дело.

— Позвольте-ка мне увидеть бумагу! Пожалуйста, — последнее слово он добавил, чтобы не показаться встревоженным. Он взял документ и прочитал его до конца молча, хотя рот его двигался. Он пораженно взглянул на Мэтью, и сердце узника пустилось вскачь, готовое вот-вот подняться к горлу. С планом что-то определенно пошло не так. Лиллехорн вернул документ в руки клерка. — Я не понимаю. Еще этим утром все было согласовано с судьей Гринвудом. Почему судья Арчер заинтересовался этим?

— Мне очень жаль, сэр. Это вам придется спросить у него, — ответил юноша. Он показал на маятниковые часы в углу, которые показывали восемь минут четвертого. — Сэр Арчер просил вас пройти в зал суда.

— В зал суда? Не в его кабинет?

— Мне сказали проинформировать вас о том, где вы должны с ним встретиться, сэр. Я верю, что выполнил свой долг.

— Да. Отлично. Очень хорошо, — сказал Лиллехорн, который, похоже лихорадочно размышлял про себя. Он шагнул к столу, сделал шаг, и на секунду Мэтью подумал, что он собирается угрожающе нависнуть над клерком. Затем Лиллехорн лаконично сказал: — Пойдемте со мной, — и Мэтью снова испытал дополнительный приступ неудобства — или даже страха — потому что помощник главного констебля Лондона теперь избегал зрительного контакта с ним.

Они вернулись тем же путем. Вновь вышли в коридор под угрюмые осуждающие лица портретов, и там Лиллехорн сказал стражам:

— Отойдите и дайте нам поговорить с глазу на глаз, пожалуйста.

Они подчинились. Мэтью не мог не заметить, что как только они отошли, один принялся читать статью в «Булавке», и второй присоединился к нему с глупой ухмылкой.

— У нас серьезные неприятности, — сказал Лиллехорн. — То есть, я хочу сказать, у вас серьезные неприятности.

— Что случилось?

— Случилось то… что по какой-то причине наш снисходительный судья Гринвуд отказался выслушивать ваш случай, и в дело вступил судья Уильям Атертон Арчер.

— Ну… может, судья Арчер тоже сможет справиться с этим делом?

— Мэтью, Мэтью, Мэтью, — сказал Лиллехорн так, словно говорил с глупым ребенком. — Вы не понимаете всей ситуации. Судья Арчер известен как «Вешающий Судья». Говорят, он даже завтрак свой не может проглотить, пока кого-нибудь не повесят по его приказу. И я могу гарантировать вам… он нечасто пропускает завтраки. Вот, кто будет слушать ваши заявления. Вы готовы?

— Нет, — ответил Мэтью.

— Соберитесь, — посоветовал Лиллехорн, который в этот момент казался единственным в мире настоящим другом. — И ради Бога, не стойте к нему достаточно близко, чтобы он почувствовал запах.

Мэтью Корбетт раньше никогда не боялся дверей, но эта приводила его в настоящий ужас.

Это была глянцевая черная дверь с блестящей медной ручкой, что навело мысли о тисках и спусковом крючке пистолета. На небольшой металлической табличке читалось: У.А. Арчер . Дверь располагалась рядом с высоким судейским местом, которое само по себе являлось свидетельством силы английского закона. Сидя там, на возвышении, можно было с высоты птичьего полета обозреть все Соединенное Королевство… или, по крайней мере, глядеть на него, как ястреб на рваных ворон, которые пришли к этому глянцевому, полированному куску дерева, чтобы сорвать с себя цепи.

В любую секунду судья Арчер мог появиться из-за этой двери. Мэтью не мог унять бешеный стук сердца. Дыхание его было прерывистым, и он размышлял, не мог ли ненароком отравиться заплесневелым воздухом тюрьмы Святого Петра. Впрочем, ему казалось, что плесенью был пропитан весь воздух Лондона. Сегодня город пах, как хлеб, который оставили вымачиваться в перебродившем соке, или, может, этот запах источал сам Мэтью? В любом случае, он чувствовал легкое головокружение и почти потерял сознание, когда остановился рядом со скамьей, около которой — в нескольких шагах справа от него — замер и Лиллехорн. Стражи остались в вестибюле. Ни одной живой души более не было в этом большом колонном зале суда с его сводчатым потолком и балконом на верхнем ярусе с рядами зрительских мест. За скамьей расположилась белая настенная скульптура, изображающая героического мужчину, правящего колесницей с запряженной в нее шестеркой лошадей, которые рвались вперед, заставляя мышцы рук, что держали поводья, напрягаться. Мэтью отметил, что героический возница носил нагрудник, зубы его были сжаты, а лицо искажала странная усмешка, которой он отвечал на трудную задачу управления колесницей. Мэтью невольно задался вопросом, не послужил ли прообразом для этой скульптуры судья, аудиенция у которого ему сейчас предстоит.

Послышался звук поворачивающейся дверной ручки. Сердце Мэтью принялось биться в ломанном, рваном ритме. Затем… ничего. Возможно, судья что-то забыл и вернулся за этим… так или иначе, по какой-то причине он помедлил со своим появлением. Несколько невыносимо долгих секунд Мэтью наблюдал за дверью, которая так и не открылась.