Виталий Полищук - Под стук колес. Дорожные истории

После того, как она узнала, что человек, из-за которого жизнь мамы, как она, наверное, считала, прошла впустую, оказывается, прожил все эти годы вполне нормально, как говорится – полнокровно…

И это после того, как он когда-то пообещал маме приехать к ней.

Вы ощущаете, какой раздрай происходил в голове Аллы? Человек, сломавший жизнь маме, просто обманул ее когда-то! Походя, несколькими словами внушил надежду, а сам и не собирался возвращаться!

Так что то, что сделала девочка, было неосознанным, спонтанным, причем жертва заслуживала того, что получила.

А я…

В какой-то момент лишь теперь я в полной мере осознал, что упустил свою птицу счастья. И какого счастья! Попытайтесь представить себе. Просто попытайтесь представить, к а к может любить такой человек, как Мила! Как она будет заботиться о вас, беречь вас, беречь семью, делать все, чтобы вам было хорошо…

По лицам вижу – с трудом идет процесс… Не удается представить? Потому что ни сами мы такого не пережили, ни из знакомых – никто…

Но это был лишь короткий миг – миг сожаления о потере. Все моментально отошло на второй план при мысли об Алле.

Девочку нужно было спасать.

И как только я окреп в достаточной степени, чтобы более-менее безопасно передвигаться, я взял свой загранпаспорт, который лежал в прикроватной тумбочке – следователь забрал его у врачей и после допроса отдал его мне. Потом уговорил санитарку открыть мне камеру хранения. Я взял из своих вещей лишь куртку, брюки и деньги на дорогу, оставив все остальное на месте.

Ну, чтобы не сразу догадались о моем бегстве.

А я – именно сбежал! Было это около недели назад. Понимаете, мне нужен был совет профессионала, а здесь я никому доверять не мог. И связаться с Милой я не мог – ни номера телефона, ни даже названия журналов, принадлежащих Сумико Дзери, я не знал. Да и что я мог сказать ей? После того, что произошло?

И я решил – сделаю все сам! Но для этого мне нужно было оказаться дома, в Барнауле.

Нет, Мила конечно, скорее всего сама узнала обо всем быстро – не забудьте, кто она, откуда родом, и как к ней относятся в поселке Рыбсовхоза…

А может быть – и не сразу, наверняка ведь дочь должна была отзвониться, е с л и я все-таки приеду. Хотя бы через столько лет.

Почему не связалась со мной? Ну, откуда я знаю! Может быть, поздно узнала обо всем, а может быть, и пыталась, но я же после операции был сначала в реанимации, а потом… А потом она связалась.

Нет-нет, что она говорила, и к а к – об этом после. Все по-порядку!

Пограничный пункт перехода находился невдалеке от Яламы, я доехал на такси до границы, пешком прошел таможню и скоро ехал на попутной машине в Махачкалу.

Мне повезло – были билеты на авиарейс до Новосибирска и уже через полсуток после побега я летел в самолете.

Перевязку мне сменили в фельдшерском пункте в Новосибирске, на железнодорожном вокзале. Здесь везение мое закончилось, и пришлось до утра ждать поезда на Барнаул.

Уже на следующий день я связался по телефону с Сережей Мокроступовым, бывшим следователем милиции, а теперь – адвокатом по уголовным делам.

Он подробно расспросил меня об обстоятельствах дела, а когда узнал, что свидетелей нет, отпечатков на рукоятке ножа – тоже, он сказал, что сам он развалил бы обвинение запросто. Кроме того, что я, раненый, шел из дома Аллы, и что нож – из кухонного набора ее родственников, у обвинения вообще ничего нет.

Кроме бумаги, которую я подписал. Сразу после операции.

Эту бумагу необходимо из дела изъять. Или дезавуировать то, что в ней написано».

– х-х-х-х-х-х-х-

Здесь рассказ прервал Сережа, который объяснил, что сделать это просто. Нужно подать в прокуратуру повторное заявление, в котором пояснить, во-первых, что первое заявление подписано в полубессознательном состоянии – скажем, плохо перенес наркоз. И вообще не знает, что там написано в подписанной им бумаге.

Во-вторых, разъяснить, что Игорь приехал в гости именно к Алле, точнее – к ее маме, что день они провели вместе, гуляя по берегу моря и поселку, и при этом – мирно беседовали (наверняка множество жителей поселка видели это и смогут подтвердить), так что мотива для убийства у Акико Дзери нет и быть не может.

А далее можно опровергнуть и причастность Акико к событию преступления – ночью Игорь лежал с закрытыми глазами, и кто вошел в комнату и ударил его в грудь ножом – не видел.

– Ну, и если еще Игорь припомнит, что днем он поссорился с кем-то, ну, например, когда расспрашивал, где живет Мила, а ему грубо ответили… тогда подозревать именно Аллу и содержать ее под арестом – просто глупо.

Короче – развалить это дело так же легко, как раз плюнуть!

Тут Сережа подмигнул нам и добавил:

– А если при этом не жалеть денег и всех подряд, так сказать, б л а г о д а р и т ь… В общем, девочка будет на свободе в тот же день. И даже, может быть, без подписки о невыезде.

Между тем Игорь продолжал рассказывать. Но скоро он начал мяться, рассказ его потерял былую стройность и живописность, особенно, когда он дошел до звонка Милы в Барнаул.

Так что я, когда обрабатывал диктофонные записи, решил окончание этой истории передать самостоятельно, ведя рассказ не от первого, а от третьего лица.

Не скрою, с некоторыми моими домысливаниями и добавлениями.

Как узнал Игорь позднее, Мила прилетела в Баку через два дня после его встречи с Акико, имевший такие последствия.

Ей позвонили на другой день, сразу же, как по поселку Рыбсовхоза пронеслась весть о события прошедшей ночи.

Оставив в Токио сестру с семьей, Мила заказала себе билет на ближайший авиарейс в Баку, и скоро уже летела в самолете.

В Баку Сумико Дзери, лишь несколько лет назад работавшая в бакинских средствах масса-медиа, сразу же связалась с многочисленными знакомыми, ей в тот же день нашли лучшего адвоката по уголовным делам Баку, и вечером Мила вместе с ним на машине приехала в Яламу. Первое, что она сделала – это попросила отвезти ее в больницу к Игорю.

Игорь в это время после сделанной ему операции все еще лежал в реанимации и к нему никого не пускали. Но это была Мила-японка, которую знали в Рыбсовхозе, наверное, все.

Она сидела возле кровати, держала Игоря за руку и смотрела на его бледное лицо.

Нет, Сумико не плакала. И ничего не говорила.

Она не была русской бабой, причитающей и льющей слезы по любому поводу. Она молчала, смотрела и думала. Наверное, о том, что встреча, которую она ждала столько лет, наконец, состоялась, но вовсе не там и не так, как мечталось не одной тысячей таких длинных, часто – бессонных, ночей.

А также о том, что именно от него, Игоря, зависела теперь уже не одна, а две судьбы. Ее, Сумико Дзери, и ее дочери…