Елена Соловьева - ЛоРеНа — похитительница сознаний

— Давайте по порядку, — порекомендовал он. — Имя мальчика, количество полных лет, кем он приходится Вам.

— Так это… — немного смутилась тетка. — Ни имени, ни возраста я не знаю. За мальчиком ухаживала весь последний год: привозила продукты, убиралась, стирала, еду готовила.

— Вас кто-то нанял?

— Да! — встрепенулась женщина. — Я давала объявления, что могу ухаживать за больными. Многие отозвались: за калеками да неходячими присмотр особый нужен, не каждый родственник потянет на себе такой крест. А я двадцать лет в садике нянечкой проработала: мне не в лом и какашки убрать, и блевотину вытереть.

— Это все очень интересно, — остановил разговорившуюся женщину дежурный, — но давайте ближе к делу. Кто нанял Вас ухаживать за мальчиком и из чего Вы сделали вывод, что его… гм… похитили?

— Ох, убили-и… — опять запричитала женщина. — Сердце чует: нет больше моего мальчика на этом свете-е!..

— Стоп! — оборвал истерику дежурный. — Какие-то конкретные факты, свидетельствующие об убийстве, имеются? Или это лишь доводы?

— Ножнички… он ими так любил бумажки стричь… они кровавые… по самую рукоятку… — прерывая речь всхлипываниями, поведала женщина.

— И что дает основание полагать, что Вы обнаружили орудие убийства? Не исключено, что мальчик ими в кошку ткнул или в голубя.

— Господь с тобой! — округлила глаза женщина. — Мой добрый мальчик и таракана задавить боялся, не то, что животное. Да и откуда кошкам и голубям взяться в такой глухомани — там же ни одного жилого дома на сто верст в округе нет.

— Тогда следует предположить, что мальчик нечаянно себя поранил и убежал прятаться, чтоб не наказали? Мы сейчас дружной толпой в дом ворвемся, а он уже на печи сидит, калачи за обе щеки уплетает!

— Куда ж мой мальчик убежи-и-ит?.. — вновь зарыдала тетка. — Он еле-еле по дому передвигается.

— Ваш подопечный калека? Инвалид?

— Блаженный он, вона кто! — вынесла свой вердикт тетка. — Родителям такой убогий не нужен, вот и отправили мальчика с глаз долой — спрятали в старой сторожке лесника. А сами-то богатющие, деньги лопатой гребут!

— С чего Вы это взяли?

— Так они мне на неделю такую сумму выдавали, которой большой семье на месяц бы хватило, — поведала женщина.

— А Вам не приходило в голову, что родители этого мальчика нашли ему другое жилье? И другую нянечку?

— Нет, — прошептала женщина, — дом лесника должен был стать тюрьмой мальчика и его могилой. И мой малыш ни за что бы не уехал, не захватив с собой ноженки, любимую игрушку.

— Хорошо, — сдался дежурный. — Вы прикасались к предполагаемому орудию убийства? Где оно находится сейчас?

— Я нашла ноженки возле дома в крапиве, — пробасила женщина. — Подобрала их и положила на кухонном столе. Хотела вымыть, но руки дрогнули…

— Очень хорошо, что Вы не этого не сделали, — признался дежурный. — Если речь идет об убийстве, то на ножницах могли остаться отпечатки пальцев преступника.

Заявительница вновь разрыдалась; ее огромное тело затряслось, угрожая развалить не рассчитанную на такую массу табуретку.

Дежурный, поняв, что так просто тетка не капитулирует, принес бланк заявления и валерьянку. Когда же женщина немного успокоилась, он предложил:

— Сообщите мне свои паспортные данные и адрес проживания.

— Марьяна Ивановна Батракова, — представилась заявительница, — пятьдесят второго года рождения. Прописана и проживаю в поселке Березняки.

Дежурный заполнил нужные графы и вновь поинтересовался:

— Кто, кроме Вас, навещал мальчика? Как мы можем связаться с его родственниками?

— Один мой мальчик в целом свете, — протрубила в нос женщина.

— То есть как?! — воскликнул дежурный. — Вы же сами сообщили, что были наняты для ухода за мальчиком. Кто и как передавал Вам деньги на продукты?

— Понимаешь, — начала Марьяна Ивановна, — я, когда объявления давала, сообщила только свой адрес — телефона и других новомодных штук у меня нет. На тетрадных листочках все написала, ну, и расклеила по столбам на ближайших остановках. А через неделю из дому выхожу — глядь, а на пороге конвертик лежит с деньгами, ключом от дома и запиской.

— И что в ней? — насторожился дежурный. — Сама записка уцелела?

— Что ты! — спохватилась женщина. — В записке было четко сказано, чтобы я лишнего никому не болтала, а письмо сожгла. Еще говорилось, что мне придется дорого поплатиться, если эта просьба не будет исполнена.

— И Вы согласились?

— Где же я еще такие деньги заработаю?! Конечно, согласилась! Как было сказано в записке — купила продукты, новое белье постельное, еще кой-чего по мелочи. Вызвала такси и отправилась по указанному адресу. Первый раз страшновато было, да я баба не из робких. Таксист высадил меня прямо на трассе — в записке также говорилось, чтобы посторонние к дому не приближались, — и уехал. Осталась я одна-одинешенька посереди леса. Насилу отыскала тот домик лесничего. Глаза боятся, а руки делают: отперла дверь, вошла внутрь. А там мальчик мой — улыбается, ручки ко мне тянет. Не успела я пальто скинуть, как он подковылял, обнимает, целует, радуется. Наскучался, видать, один-то… — Воспоминания преобразили лицо женщины, придали ему той самой ангелоподобной мягкости, которая появляется, только когда мать повествует о своем чаде. — Я сразу почувствовала любовь к этому большому ребенку…

— Притормозите! — прервал женщину дежурный. — Сколько же лет этому мальчику? Хотя бы приблизительно?

Тетка помотала головой и щелкнула языком.

— Тело-то у него как у взрослого парня, а разум двухлетнего. Мой мальчик и разговаривать-то не умел, все только мычал. Сказала же: блаженный он! — Марьяна Ивановна посмотрела на дежурного так, будто пыталась объяснить неандертальцу принцип устройства вечного двигателя. — Мой мальчик почти ничего сам не умел, но был самым милым и самым добрым на свете! Он просто ребенок в теле взрослого мужчины.

Дежурный задумался: если бы пропал ребенок, то стоило немедленно отправлять на место происшествия следственную группу. А как быть с недееспособным? С другой стороны, если этот «мальчик» настолько беспомощен, как заявляет тетка, то не стоит ли приравнять его к несовершеннолетнему?

— Скажите, — обратился дежурный к Марьяне Ивановне, — у этого юноши имелся ключ от входной двери, мог ли он самостоятельно им воспользоваться?

— Мальчик всегда сидел взаперти, — отозвалась заявительница. — Когда я приезжала, то ненадолго выводила его на прогулку. Но мой мальчик не мог ходить долго. Обычно мы делали только один обход вокруг дома и сразу же шли отдыхать. А ключ мальчику не помог бы — ручки у него уж слишком непослушные.

— В последний свой приезд Вы тоже отперли дверь своим ключом?