Анна Белкина - G.O.G.R.

— Я бы не рекомендовал никому трогать его. Если конечно, не хотите превратиться в козу, как он, — предостерёг Никанор Семёнов и усадил врача обратно на пол. — Эта «порча», как вы её называете, может передаваться от человека к человеку.

— Чёрт… — буркнул милицейский начальник, который впервые узнал о заразности «звериной порчи». — Давайте, пушите, наконец, эту уборщицу, а то у меня уже вот такая голова!

Никанор Семёнов вернулся к уборщице, но Пётр Иванович уже не слушал, что она там ему квохтала: он размышлял над словами врача. «Вы спрашиваете, есть ли у меня вопросы?» — простонал ему в ухо забацанный врач. Хотя, Никанор Семёнов ничего не спрашивал у него про «вопросы»… по крайней мере, вслух.

— Я под статью иду… — плакал на полу врач. — Какая вам разница, есть ли у меня вопросы…

Никанор Семёнов постоянно отвлекался от уборщицы и свирепо косился в сторону «попорченного» лекаря. А Пётр Иванович, внимательно наблюдая за этим «уполномоченным Интерпола», ясно видел на его пожилом лице бездну недовольства и злости. Кажется, его очень раздражает плач врача. Интересно, почему?

«Есть ли у меня вопросы?» — слова врача никак не желали вылетать из головы Серёгина. Они навязчиво крутились, вернее, Серёгин сам их крутил, интуитивно чувствуя, что именно тут, в этом абсурдном вопле, и зарыта вожделенная «золотая собака», разгадка тайны. А потом вдруг вспомнился Кашалот — как он подписывал липовый договор после того, как Тень выдал слова: «Вопросы есть?». Пётр Иванович даже застыл с диктофоном в одной руке и с недописанным протоколом в другой. Всё, мыслительный процесс закончен, и догадки посыпались метеоритным дождём. Серёгину даже показалось на миг, что он контужен, потому что, нырнув в пучину собственных мыслей, он прекратил слышать и писк уборщицы, и рык Недобежкина, и отрывистые вопросы Никанора Семёнова. «Петушиное слово» Ежонкова, врач, «Вопросы есть?», Зайцев. Зайцев когда-то спросил у Серёгина по телефону: «Вопросы есть?»! Кашалот подписал фальшивую бумагу при этих словах! Да Пётр Иванович сам потерял волю, когда сегодня же утром Генрих Артерран осведомился, есть ли у него вопросы!!! Вот она «золотая собака»! Вот оно, «петушиное слово», которое долго и тщетно пытался выделить «суперагент» Ежонков из бестолкового блеяния и дурацких «быков», что выплёвывали ему заколдованные бедняги! «Вопросы есть?» — теперь Серёгин был абсолютно уверен в том, что именно эта короткая ёмкая фразочка и есть панацея от окаянной «звериной порчи».

С виду Серёгин был абсолютно спокоен. Он просто стоял и держал диктофон, и любой смертный человек, не умеющий читать мысли, подумал бы, что Пётр Иванович всего-навсего записывает паническое квохтанье несчастной, испуганной адскими исчадьями уборщицы. С её слов, между прочим, выходила полная ахинея. Уборщица, вращая ошалелыми глазами, убеждала всех вокруг себя в том, что, убирая в мужском туалете, она внезапно узрела не то призрака, не то демона. «Демон» был закутан в «белую рясу», а потом — «вдруг исчез», оставив свою рясу уборщице на долгую память. Никанор Семёнов теперь требовал у неё эту «рясу», а уборщица дрожащей рукой показывала в коридор и божилась, что она лежит там на полу. Кстати, Пётр Иванович, когда пришёл в морг в первый раз, обнаружил в коридоре простыню. Уж не та ли простыня и есть «ряса»? Нет, Пётр Иванович не верит в демонов, и поэтому — склонился к прагматичной версии о том, что простыню уронили, или бросили те, кто похитил труп Генриха Артеррана. Да, именно ПОХИТИЛ, именно ТРУП, а не Генрих Артерран сам ушёл, как утверждает этот сумбурный Никанор Семёнов. А кто мог похитить труп? Зайцев. ЗАЙЦЕВ — вот единственный живой организатор «чёртовой банды». Пытается запугать всех, пустить по ложному следу несуществующих «демонов». Видит, что милиция глупо ведётся на дурацкую «чёртову» провокацию, вот и работает под «беса»: устраивает воскрешения, исчезновения, порчу и так далее. Но Серёгин не такой глупый, как думает Зайцев. Как только Серёгин вернётся в отделение — он разошлёт фотографию Зайцева и ориентировку на него по всем опорным пунктам в городе. И тогда посмотрим, кто победит — чёрт, или милиция.

— Так, тащим этих козликов в отделение! — распорядился Недобежкин дальнейшей судьбой врача и уборщицы, а сам подумал о том, что у него в отделении и без этой «сладкой парочки» козликов предостаточно.

Пётр Иванович запрятал диктофон в карман и отковырнул от пола дрожащего врача. Врач «продавал ды-ды» и лепетал ахинею про расстрел. Серёгин подтолкнул его к выходу, а врач вдруг хлопнулся на колени и принялся горячо умолять о том, чтобы ему не губили жизнь.

— Поднимайся уже! — рассердился Серёгин, который насытился всеми этими сумасшедшими по самые уши.

Врач запротестовал и тогда Пётр Иванович рассердился окончательно и применил силу. Заломив дрожащую руку врача за его взмокшую спину, он вывел его в коридор насильно.

Никанор Семёнов спокойно наблюдал за ним и не проронил ни слова — видимо, наивно полагал, что они не добьются ни зги, ни от врача, ни от уборщицы. Но Серёгин-то вычислил «петушиное слово»! вот, что значит выдержка! Если кто-либо другой закричал бы о сенсационной догадке «во всё воронье горло», то Пётр Иванович предусмотрительно приберёг её на потом.

— Кораблинский, чего расселся? — гремел между тем Недобежкин. — Давай, волоки уборщицу!

Кораблинский же превратился в медузу. Он сидел на стуле, и ему казалось, что у него не тело, а прозрачный хрупкий студень, не ноги и руки, а слабосильные тонкие щупальца. Кого он может поволочь ими — щупальцами этими?! Майор Кораблинский не нашёл в себе сил даже на то, чтобы отлепиться от стула, и так и остался — бестолково восседать.

— Чёрт! — злобно плюнул милицейский начальник и взялся за уборщицу собственной персоной.

Пока Недобежкин справлялся с этой толстухой, выпихивая её из мертвенной неподвижной мглы на улицу — так с ног до головы пропотел, и по его щекам разлился пурпурный румянец. Никанор Семёнов шествовал за ним со спокойной улыбочкой Будды — наверное, торжествовал победу, не подозревая даже, что делит шкуру неубитого медведя. Последним из «царства мёртвых» выполз под солнышко Эдуард Кораблинский — ему стало не по себе сидеть в жутко «весёлой» компании усопших, вот он и выпростался к живым.

Собираясь во второй раз наведаться в морг, Недобежкин взял не легковую машину, а микроавтобус «Газель», потому что не хотел бросать забацанных врача и уборщицу на произвол судьбы, а намеревался привезти обоих в отделение и допросить с Ежонковым и Вавёркиным. Микроавтобус до сих пор оставался выкрашенным по старинке: жёлтенький с синей поперечной полосой. Покуда разбирались с врачом и уборщицей — он дожидался на летнем солнышке, и когда Пётр Иванович вышел с врачом на улицу и увидел микроавтобус, то невольно подумал о том, как же нарядно и празднично он выглядит по сравнению с мрачным нутром морга.