Анна Белкина - G.O.G.R.

Пётр Иванович пришёл домой во втором часу ночи. Изголодавшийся за целый день Барсик стрелой ринулся навстречу хозяину и едва не свалил его с ног — так усердно он завертелся у Серёгина под ногами, выпрашивая еду. Пётр Иванович был настолько сонный, что падал и засыпал прямо на ходу. Нахальный кот получил от Серёгина невнятный ответ:

— Абррррвалт… — и горку корма, насыпанную мимо миски.

Коту было наплевать на то, куда корм насыпан — главное, что он есть. Барсик остался на кухне лопать, а Пётр Иванович поплёлся в комнату и завалился спать — на диван, не раздеваясь.

Никанор Семёнов получил от некомпетентного в глобальных проблемах начальника Калининского РОВД бесценные материалы по проекту «Густые облака» и в целом был собой доволен. Всё, теперь не осталось никого, кто бы знал о том, где находится секретная лаборатория — только он, Никанор Семёнов. Единственное, чего хотел сейчас Никанор Семёнов — это вывезти прототип и все образцы подальше от цивилизации, чтобы они не попали ни в чьи руки и не превратились в непобедимое смертоносное оружие. Спрятав образцы, Никанор Семёнов спрячется сам и сделает противоядие, которое бы смогло вывести ДНК прототипа из его организма и вернуть ему человеческую сущность. Никанор Семёнов уже порядком устал от этой бесконечной жизни и бесконечной секретной службы — тяжело всё это и бессмысленно, как катить на Эверест Пизанскую башню. Устал Никанор Семёнов, как триста ездовых собак. Пора на покой… Только осталось одно противное «НО». Дурацкий и ненужный свидетель майор Кораблинский. Этот «бесстрашный и героический следак» на поверку оказался трусоват, бестолков и болтлив. Язык без костей, да ещё и эта болезненная честность. Настоящая находка для врага и шпиона. Помощник из него, как из мочалки — парашют. Легче устранить его, чем возиться с ним!

Сейчас Никанор Семёнов сидел в своей машине во дворе дома, в котором жил Кораблинский, и поджидал, когда майор будет возвращаться с работы. Кораблинский ничего и никого не заметит в ночи, он будет озабочен тем, как бы ему поскорее вернуться к жене и ребёнку, съесть свой ужин и усесться на диван перед примитивным отупляющим телевизором. А Никанор Семёнов выстрелит в него только один разочек — точно, в глаз — и всё, растворится в неизвестности, забрав с собой пистолет. Пистолет у Никанора Семёнова был отличный: «Кольт-анаконда» с оптическим прицелом и с глушителем. К тому же — адаптирован для стрельбы любыми патронами — от макаровских и тэтэшных до вальтеровских сороковых годов и «болванок» для охотничьей двустволки. Убийство Кораблинского, так или иначе, повиснет в «глухарях» навечно, как повисли все эти воротилы вроде Рыжего и Короткого. Никанор Семёнов вытащил этот свой супер пистолет из кобуры и снял его с предохранителя. Кораблинский точен, как Биг-Бен — вот-вот, и его машина покажется из-за во-он того поворота, над которым шумит тёмными листами высокий раскидистый клён. Он припаркуется под своим окном возле фонаря, вокруг которого клубится тучка ночной мошкары, выйдет из машины, пойдёт к подъезду и всё…

— Здравствуй, Никанор! — на заднем сиденье внезапно раздался вкрадчивый мягкий голос.

Услышав приветствие, Никанор Семёнов вздрогнул, словно бы у него на заднем сиденье вдруг возник волк, или тигр, и выронил пистолет.

— Ну, не пугайся, Никанор, — добродушно произнёс вкрадчивый голос, и чья-то рука миролюбиво похлопала Никанора Семёнова по плечу.

Никанор Семёнов сидел неподвижно, и по его виску медленно сползала неприятная капелька холодного пота. Он медленно повернул голову и посмотрел назад. Все его страхи оправдались и расцвели пышным цветом: на заднем сиденье его автомобиля расположился живой и здоровый Генрих Артерран.

— Аб-ба… — буркнул Никанор Семёнов и замолчал с разинутым ртом, потому что заметил на правом виске Артеррана тёмное пулевое отверстие.

Генрих Артерран проследил его взгляд и хохотнул:

— Раздражает, да? — он потрогал это отверстие так, как человек мог бы дотронуться до болезненного ушиба. — Меня тоже. Надо было пластырь налепить…

— Ба-ба… — изрёк Никанор Семёнов и услышал, как его кольт стукнулся, завалившись под сиденье.

— Вот, что я хочу сказать, Никанор, — продолжал между тем Генрих Артерран, как ни в чём не бывало. — Кораблинский этот, конечно, комар на мягком месте, но отстреливать его вовсе не обязательно. Слишком уж это пещерно, примитивно, негуманно… Тупые фашисты боролись с неугодными и неудобными путём глупого регрессивного отстрела. Но мы же с тобой не такие, верно, Никанор?

— Ты — фашист! — выплюнул Никанор Семёнов, собрав в кулак всю свою смелость и волю. — Ты пичкал людей своей отравой. Сотни людей, ни в чём не повинных, между прочим, уже отравил! И ещё брешешь о гуманизме?

— Считаешь себя отравленным? — в лоб осведомился Генрих Артерран, разглядывая лицо собеседника. — Можешь не отвечать: я знаю, что считаешь. Ты ведь хочешь прибрать к рукам мой прототип и мои образцы, чтобы извести ДНК прототипа, не так ли?

— Откуда ты узнал?? — ошарашено выдохнул Никанор Семенов, жалея о том, что упустил кольт.

— Ты слишком громко думаешь, — снова хохотнул Генрих Артерран. — И в Верхних Лягушах ты ничего не найдёшь, потому что я всё уже спрятал от тебя. Но вернёмся к нашему «барану» Кораблинскому. Он скоро возвращается домой, и мы с тобой должны успеть наведаться к нему до того, как он придёт…

…Эвелина Кораблинская уже начинала волноваться: муж задерживался на работе на целых двадцать минут и не звонил. Сама Эвелина никогда ему не звонила: боялась вклиниться во время экстренного совещания или отвлечь от срочной работы. У Кораблинского часто такое случалось: вдруг где-то кого-то прикончили, и он оставался на работе на всю ночь, а то и на весь следующий день. Только раньше он всегда звонил и предупреждал жену о том, что задерживается, а тут — от него ни слуху, ни духу…

Вдруг в подъезде раздались шаги. Эвелина Кораблинская отложила в сторонку ложку, которой помешивала суп, и пошла в прихожую, прислушиваясь на ходу. Нет, это не муж: шаги какие-то чужие, тяжёлые и частые, словно там, за дверью, топчется человек пять. Эвелина Кораблинская почувствовала страх: когда Эдуард якобы взорвался в машине — двое его коллег точно так же топтались, собираясь с силами, чтобы сообщить ей о его гибели.

ДЗЗЫННЬ! — запел звонок, и Эвелина Кораблинская начала погружаться в панику: да, точно, с её мужем случилась беда, только теперь уже — по-настоящему, и он действительно, больше не вернётся…

— Кто там? — перепуганным полушёпотом пролепетала она, прильнув к дверному глазку.