Анна Белкина - G.O.G.R.

— Языкатая сильно была! — фыркнул Чеснок. — В милицию вашу сливала много слишком! Я её посёк и, вы знаете, злость взыграла!

— Ясно… — буркнул Недобежкин. — Кому же она сливала-то? — милицейский начальник получил робкую надежду на то, что Чеснок прольёт свет на тёмную личность «милиционера Геннадия».

— Вам и сливала! — скрипучим голосом буркнул Чеснок. — Вам же, наверное, да?

— Нет! — пробурчал Недобежкин, чья голова постепенно превращалась в переспевший арбуз. — Всё, Казаченко, уводи этого… Чеснока, надоел он мне до зелёных веников, чёрт бы его скорчил!

Казаченко схватил Родиона Робертовича за локоток и препроводил в камеру, освободив исстрадавшегося милицейского начальника от его невменяемых воплей. На Утюга у Недобежкина не хватило никаких сил, и поэтому — он отдал приказ идти по домам отдыхать.

Уже в который раз Сидоров приходил домой после полуночи и с распухшей до размеров тыквы головой. В ушах звенели невменяемые вопли Сумчатого, который подрался с Чесноком, и унылое нытьё Кашалота. Перед глазами гарцевал и совершал «магические пассы» докучливый гипнотизёр Ежонков. Скорее всего, именно он приснится сегодня Сидорову во сне. Сидоров радовался тому, что удержал язык за зубами, и не ляпнул ему про свои неожиданные суперсилы! Иначе бы «колдун» Ежонков, помешанный на фашистских суперзлодеях, не выпустил его до самых петухов. Курочил бы Сидорову мозги до рассвета — Ежонков это дело любит.

Едва Сидоров оказался в прихожей — он сразу же включил свет: измученное допросами и страшными байками сознание могло в любой момент подкинуть Горящие Глаза. Сидоров не хотел их видеть на ночь глядя — вот и перестраховывался, включая свет во всех комнатах, в которые заходил. Голод заставлял желудок мучительно подскакивать к горлу, Сидоров понял, что не заснёт из-за него, и поэтому решил перекусить. Прокравшись на кухню, Сидоров первым делом включил свет. Он уже сделал шаг к холодильнику, как вдруг что-то где-то неприятно щёлкнуло, и свет погас во всей квартире. Холодильник недовольно рыкнул и прекратил гудеть. Стало как-то непривычно и пугающе тихо, кухню освещал лишь дрожащий свет перегорающего уличного фонаря да неверный и тоненький лунный лучик. «Пробки вышибло!» — с досадой подумал Сидоров и принялся размышлять, куда же он засунул свечку. Вспомнив, что свечка мирно покоится в прихожей в тумбочке, сержант отправился было в прихожую, но вдруг из темноты возникла некая рука и ухватила его под левый локоток. Сержант испугался, но лишь на миг — потом он размахнулся правым кулаком, надеясь залепить зуботычину тому, кто его схватил. Но из ниоткуда явилась вторая рука и перехватила его кулак в полёте. Сидоров оказался скручен, он принялся вырываться, хотел крикнуть, но третья неизвестная рука зажала ему рот.

— М-мм! — крикнул Сидоров и тут же обнаружил, что неким мистическим образом стал видеть в темноте. Увидал всё: и свою кухню, и часть прихожей, и руки… Только руки казались теперь какими-то слабыми и эфемерными, освободиться от них не составило труда, Сидоров просто выскользнул из полупрозрачных пальцев. Рывком обернувшись, сержант увидел, что у него на кухне бестолково бродят три человека, видимо, в поисках его. Они не видят в темноте, у Сидорова есть возможность нанести неожиданный удар. Сержант как раз собрался повалить ближайшего — обряженного в камуфляж, с надписью на спине: «ОМОН». Сидоров прыгнул, но тут его с размаху поверг на пол жёсткий удар. Чья-то совсем не эфемерная и тяжёлая нога в остроносой туфле наступила сержанту на горло, лишив возможности вскочить. Сержант попробовал сбросить с себя эту ногу, но не смог — нога была слишком тяжела. А потом — нога убралась сама, но протянулась рука в сером рукаве, схватила Сидорова за воротник и подняла над полом. Сержант получил шанс взглянуть на того, кто его схватил, и увидел невероятное: его легко одной рукой удерживал в тридцати сантиметрах над полом ни кто иной, как Генрих Артерран! Рука Артеррана была холодная и твёрдая, как из мрамора. Сержант схватился за неё, пытаясь оторвать от себя, но и это ему не удалось. Генрих Артерран недобро усмехнулся кривой усмешкой, и Сидоров почувствовал, что его начинает тошнить — только сильнее, чем обычно, словно бы его насильно заставляют терпеть перегрузки. Сержант даже потерял сознание, а когда очнулся — увидел себя на стуле в окружении четырёх тёмных силуэтов. Он лишился способности видеть во мраке, и его глаза улавливали лишь контуры. Вдруг впереди что-то с треском вспыхнуло, будто бы зажглась спичка, и появился огонёк. Огонёк поднесли к фитилю той самой свечки, которую Сидоров несколько минут назад хотел отыскать в тумбочке. Свечку поставили на кухонный стол Сидорова, и её дрожащее пламя выхватило из мглы неподвижное заострённое лицо с двумя страшными чёрными провалами вместо глаз. Сидоров отшатнулся — так неприятно, не по-человечески выглядело это лицо. Генрих Артерран воскрес из мёртвых и пришёл к нему в дом — нет, Сидоров не верит в это — это очередной кошмар из-за стресса… он переработал… ему снится… он проснётся, и они исчезнут!

— Сидоров! — произнёс Генрих Артерран, почти не шевеля бледными тонкими губами, и выложил на стол свои длинные руки. На мизинце левой руки поблескивал перстень с неким вензелем.

— А, а, а, — пролепетал Сидоров одеревеневшим языком, не в силах проглотить застрявший в пищеводе комок смертельного ужаса. — Вас нет! — собрав волю, воскликнул сержант и собрался вскочить, чтобы собственными руками развеять ужасное видение.

Вскочить не удалось: четыре стальные руки мигом впились в локти и в плечи, пригнув Сидорова обратно к стулу.

— Ты ошибаешься, — спокойно возразил Генрих Артерран. — Я есть. И ты пока что, тоже есть. Но — я повторюсь — пока что.

Сидоров медленно впадал в паническое оцепенение. От безотчётного страха у него похолодели руки и ноги, на спину сыпались хищные мурашки. Глаза попривыкли к темноте, и сержант видел, что этот «Доктор Смерть» из триллеров Ежонкова сидит перед ним на стуле, и их разделяет лишь кухонный стол. Генрих Артерран горделиво расправил плечи и вскинул аккуратно причёсанную голову, как какой-нибудь дворянин. Проследить его взгляд Сидоров не смог: он не видел его глаз, только чёрные дыры…

— Триста седьмой образец! — выплюнул Генрих Артерран и легонько постучал по столешнице выпирающими костяшками пальцев. — Ты уже слышал о нём, не так ли?

— Брехня! — Сидоров попробовал превратиться в непробиваемого прагматика — в такого, как Пётр Иванович, как Недобежкин. — Вы — бандит по кличке Тень, вы даже не Генрих Артерран! Настоящий Генрих Артерран был бароном, и жил в начале века, а кто вы такой — никто не знает!