Екатерина Э. - Жертвы

Мясник подошел, надел мне на голову мешок и повел, а я улыбалась – несмотря на страх, я все же надеялась, я очень хотела, я верила, я… чувствовала, что увижу сейчас там, в «операционной»…

Мясник снова пристегнул меня к той же стене – и я уже твердо знала… Он снял мешок с моей головы, передо мной два знакомых стола, я прищурилась, привыкая к яркому свету, и увидела – на столах Артемка и его подружка, а за ними, на стуле, Никитос. «А вот и вы мои старые „друзья“, сейчас вы поистине поразвлечетесь», – игриво промурлыкала я про себя и улыбнулась – на душе стало хорошо. О девушке я старалась не думать – пусть винит своего благоверного, она платит за его ошибки.

Мясник надел амуницию: плащ а-ля дождевик, сменил перчатки на большие и резиновые и принялся за дело… Длилось все несколько часов, причем на девушку Мясник потратил минимум времени, убив ее практически в самом начале, а вот над молодцами он трудился долго – он словно бы делал это именно для меня… И он наблюдал за мной, я достаточно часто ловила его взгляды, довольные взгляды – ему явно нравилось, как я смотрю. А как мне нравилось то, что я вижу!!! Как же сладостно было наблюдать, как убивают для тебя!!! – убивают тех, кто причинил тебе боль… – и теперь их режут на кусочки, медленно, уверенно, безвозвратно…

И вот Мясник закончил, подошел ко мне – очень тянуло поцеловать его, очень, но снова «получать» не хотелось. Я с силой закусила нижнюю губу и во все глаза смотрела на него, и понимала, что взгляд у меня собачий – преданный и преисполненный обожания. Внутри меня просто клокотало истинное благоговение к этому сильному, жестокому и молчаливому мужчине в маске, я ощущала просто невероятный прилив душевной теплоты и благодарности, и в тоже время сердце сжимала щемящая тоска и странная тревога от невозможности выразить, хоть как-то поделиться с ним тем, что внутри меня – это все смешивалось в какое-то душевное смузи, вязкое, сладко-кислое, неоднородное…

Он смотрел на меня, я – на него…

– Поцелуй меня! – неожиданно даже для самой себя, почти в приказном тоне произнесла я, и тут же, словно услышав саму себя со стороны (как громко это прозвучало!), испугалась.

Мясник довольно хмыкнул, ушел к столам, снял дождевик и резиновые перчатки и снова подошел ко мне, и уставился на меня, он смотрел прямо мне в глаза, пристально и въедливо. Что он искал в них – не понятно, но я замерла и пыталась не дышать, чтобы не мешать ему, и казалось – я просто не могу отвести взгляд от этих его небесных глаз… Так прошло, наверное, минут пять.

На этот раз он не стал бить меня, расстегнул оковы на моих руках, затем ногах, достал из заднего кармана штанов мешок, аккуратно надел его мне на голову, взял меня за локоть и повел. У него была теплая, даже горячая, рука и такая сильная… и я вдруг представила, как он касается своими теплыми пальцами меня там, внизу живота… Я смутилась и нервно сглотнула – эта мысль, просто как мимолетный кадр из фильма, появилась в моей голове всего на секунду, и сразу как-то стало не по себе: эта дикая, непривычная мне мысль – зачем она? Но она так плотно застряла где-то в моей голове и уже не отпускала…

Мы остановились, я услышала металлические щелчок – Мясник открывал дверь моей камеры, но я не хотела туда – это пытка сидеть в ней – в этой тишине и при этом постоянном свете воспоминания так и лезут. Мясник отпустил мой локоть и положил мне ладонь на плечо, чтобы направить меня, а я немного присела, увернулась и сделала шаг, наудачу, куда-то в сторону, я чувствовала, его рука пыталась схватить меня, но…

Он явно не ожидал такого от меня, однако среагировал быстро: шаг в мою сторону, и он грубо схватил меня за плечи, прижал к стене, потом резко снял с меня мешок и дал мне пощечину, но не сильно. И мы замерли… Мы смотрели друг другу в глаза, и я, на секунду, уловила в его глазах что-то… Мясник сделал еще шаг, приблизившись ко мне вплотную, а я, встав на носочки, максимально прижалась к стене, даже кончиками пальцев рук. Он смотрел сверху вниз, смотрел жестко: он – охотник, я – его жертва. Мясник с силой поставил левую руку на уровне моего лица, а правой схватил меня за шею и сжал, ощутимо, твердо, уверенно, – он мог придушить меня одной рукой, однако он не душил, просто держал, прижимая меня еще сильнее к стене, просто вжимая меня в нее, а я смотрела в его глаза и видела, точно, наверняка, доподлинно, – он меня не собирается убивать, не сейчас… и мне не было страшно…

Вскоре он чуть ослабил хватку, но не отпустил, вглядывался в меня, с интересом, словно пытаясь разгадать мои мысли, – в его глазах откровенное любопытство. Вдруг он убрал руку с моей шеи, скользнул ею вниз и сжал мою грудь… Мое тело аж чуть дернулось от этого, словно оно инстинктивно ожидало боли, но было не больно, совсем не больно… Я судорожно вздохнула, и во мне вновь то что-то новое, волной – от кожи, где касалась его рука, внутрь, куда-то вниз живота, и стало как будто холодно… так и тянуло прижаться к нему сильнее… А его рука на груди словно обдавала огнем, словно температура его тела была не 36,6, а куда выше – его рука была так ощутима, так разжигала это чувство внизу живота, стало некомфортно, я нервно сглотнула, а он вдруг убрал ладонь с моей груди и аккуратно сквозь футболку коснулся пальцем соска – было вроде приятно – он не делал больно, но так стало не хватать теплоты его руки, всей ладони, на моей груди, – все это было так непривычно, так незнакомо, оттого очень пугающе. Я посмотрела на него с сомнением – неужели он все-таки… хочет… изнасиловать меня? Всего секунда – но эта мысль заразила тут же все остальные мои мысли, заразила их паникой и страхом, я в раз словно окаменела… Мясник, явно заметив это, тут же убрал руку от моей груди и чуть отстранился, давая мне возможность глубоко вздохнуть и опуститься полностью на стопы. Он внимательно смотрел на меня, а я во все глаза на него, и эта его маска, закрывающая большую часть лица, очень мешала понять его эмоции, я вглядывалась в его глаза и мне казалось, он смотрел словно бы с сожалением, словно переживал, что напомнил мне, что я испугалась, и было еще что-то: я заметила, как под маской он стискивал челюсти, словно испытывал какое-то негодование, недовольство, даже что-то наподобие гнева, но какого отстраненного, ненаправленного на меня… И страх внутри меня отступил – мне показалось… нет – я была почти уверена – он понимает, он чувствует, как и я…

Врачи, психологи, другие люди, которые волей судьбы узнавали эту мою историю, они все смотрели с состраданием, они жалели меня, только жалели… только меня, словно те три дня, весь тот кошмар только и состоял из меня. Я не видела в их глазах злости, гнева, праведного желания наказать виновных, нет – словно те четверо подонков, да и все остальные, ни при чем, они вне этой ситуации. Однако, это не так – все: каждый, кто это делал, каждый, кто был тогда рядом, кто мог повлиять, исправить, не допустить, предупредить, наказать – все они, хотят того или нет, они причастны, они ответственны, они виновны…