Аким Астров - Два поцелуя Иуды. Книга первая. Сотри печаль с лица твоего

– Половину оговоренной суммы я хочу получить в качестве аванса. Условия окончательные. Вы их либо принимаете, либо мы с вами расстаемся и забываем об этой встрече. И еще одно непременное условие – мои контакты только с вами.

На гостя эта тирада не произвела никакого впечатления. Он подвинул Скульптору кейс и спокойно сказал:

– Как ни странно, но здесь именно эта сумма.

Проводив гостя до ворот, Скульптор позвонил по поводу билета, а потом направился в мастерскую. Посреди пустого помещения стояло какое-то сооружение, накрытое тканью. Скульптор подошел к нему и бережно снял покрывало. Перед ним открылась мраморная скульптура обнаженной женщины размером в человеческий рост. Она еще была далека от завершения, но многие детали уже были хорошо проработаны. Взгляд женщины был устремлен вниз, а на губах застыла грустная улыбка.

Какое-то время Скульптор стоял, глядя на ее лицо, потом сказал:

– Не смотри на меня с таким укором. Я понимаю, что дело мутное. Но ведь и я не лыком шит. – Он с нежностью коснулся ее руки и тихо произнес: – Я ненадолго. Ты меня обязательно дождись.

Постояв еще немного рядом со скульптурой, он также бережно накрыл ее тканью, быстро вышел из ангара и запер дверь.

***

Баба Нюра пообедала гречневой кашей с молоком и принялась за мытье посуды. Ее взгляд упал на маленькое блюдце, в котором лежали две карамельки. После небольшого раздумья она налила воду в чайник, поставила на газовую плиту и прислушалась – ей показалось, что старенький дверной звонок подал признаки жизни.

Баба Нюра посмотрела в окно. Увидев своего сына Кирилла, тяжело вздохнула и пробормотала:

– За что же мне это наказание?!

– Мать, ты чего опять на собачку закрылась? – донеслось из-за двери.

Она повернула замок и открыла дверь.

– Я тебе сколько раз говорил не запираться на собачку! – начал выговаривать сын. – Если что с тобой произойдет, я же ключом открыть не смогу. Придется двери или окна ломать.

Краснолицый высокорослый мужчина в сильно заношенном ратиновом пальто был заметно навеселе. Взлохмаченные, давно не стриженные редкие волосы выбивались из-под кургузой кепчонки. Рядом с крыльцом стоял еще один – мужичок среднего роста и неопределенного возраста. Засаленная выцветшая куртка с подвернутыми несколько раз рукавами была ему сильно велика. Дырявые кеды тоже не отличались чистотой, зато на голове красовалась почти новая и пока еще чистая лыжная шапочка с яркой надписью FUBU.

– Чего опять притащился? – спросила баба Нюра, закрывая телом проход в квартиру. – Я тебе еще вчера сказала, что нет у меня денег.

– Может, я не за деньгами пришел, – сказал Кирилл, пытаясь протиснуться внутрь.

– А зачем ты еще мог явиться? Матери продуктов принес?

Баба Нюра стояла как скала, и попытка Кирилла прошмыгнуть мимо нее в квартиру оказалась безрезультатной.

– Мать, ну ты вообще! – возмутился он. – Ты что меня в дом даже не пустишь?

– А чего тебе в нем делать? – спросила баба Нюра. – У тебя своя комната есть. Вот туда своих гостей и води. – Она махнула рукой в сторону маленького мужичка, смотревшего на нее по-собачьи преданными глазами.

– Ты что меня перед людьми позоришь! Родная мать называется! – перешел на громкий шепот Кирилл.

– Я тебя просила ко мне пьяным не ходить и друзей алкашей не водить. Забирай своего физкультурника, и проваливайте оба.

Кирилл не успел ответить, а дверь уже захлопнулась перед его носом. Он лягнул ее изо всех сил и начал давить на кнопку звонка. Было слышно, как он звякнул пару раз и замолчал, похоже, навсегда.

– Дай хоть поесть чего-нибудь! – прокричал Кирилл, забарабанив по двери кулаком.

Из квартиры не доносилось никакого ответа. Стукнув еще несколько раз, он опустился на ступеньку крыльца.

– Вот такие, Леша, матери бывают, – обратился Кирилл к приятелю, начавшему дремать, прислонившись плечом к дереву. – Я всю жизнь о ней заботился, а она меня даже на порог не пустила.

Услышав какой-то звук, он повернул голову. В оконной форточке показалась старческая рука, державшая небольшой газетный сверток. Кирилл быстро поднялся и протянул руку. Как только сверток оказался в его руке, форточка захлопнулась.

– Как в крепости какой-то забаррикадировалась, – проворчал он, глядя в окно, занавешенное изнутри белым тюлем.

– Куда пойдем? – спросил басовитым голосом маленький мужичок, погладив бутылку водки во внутреннем кармане куртки.

– А хрен его знает, – ругнулся Кирилл и обвел двор взглядом. – Пойдем туда. Там скамейка есть, – сказал он приятелю и направился к палисаднику, рядом с которым рабочие устраняли аварию.

Маленький мужичок, настроившийся на комфортное застолье в теплой квартире, побрел за ним с обреченным видом.

Открыв калитку, они вошли в небольшой, ухоженный палисадник, засаженный по всему забору кустами акаций. В него выходили четыре окна и дверь, рядом с которой стояла небольшая скамейка со склонившейся над ней старой березой. На эту скамейку приятели и уселись. Маленький мужичок осторожно достал из одного кармана бутылку водки, а из другого граненый стакан. Кирилл положил рядом сверток. Развернув его, обнаружил четвертинку черного хлеба, две небольшие вареные картофелины и одну карамельку. Он что-то недовольно пробубнил под нос и начал чистить картофелину.

– А здесь кто живет? – поинтересовался мужичок, открывая бутылку.

– Один старик. Не волнуйся, он сейчас в больнице лежит.

Мужичок наполнил стакан почти до краев. Кирилл взял его и, не говоря ни слова, жадно осушил. Через секунду скривился и выдохнул:

– Вот дерьмо!

Поставив стакан на скамейку, он откусил половину картофелины. Мужичок посмотрел на него с недоверием и налил себе.

– Лучше в нас, чем в таз, – сказал он и опрокинул в себя содержимое одним махом. Его лицо скривилось еще больше, чем лицо Кирилла. – А у меня хорошо пошло, – выдавил мужичок и, быстро сняв фантик с карамельки, отправил ее в рот.

Очень скоро бутылка опустела, и приятели молча дожевывали остатки хлеба.

– Квартирка-то не хилая, наверное. Весь флигель занимает, – сказал мужичок, оглядывая окна. – Он кто?

– Барятинский что ли? – спросил Кирилл. – Часовщик с прибамбахом. Я его последний раз лет двадцать назад видел, когда мы с Тонькой еще здесь жили.

Мужичок встал со скамейки и, подойдя к одному из окон, прислонился лицом к стеклу.

– Решетки внутри вижу, а больше ни хрена, – сказал он.

Обследовав таким образом все окна, он подошел к двери и слегка дернул за ручку. Издав басовитый смешок, мужичок повернул к Кириллу сияющее лицо.

– Погреться не хочешь? Прошу!

Он распахнул дверь. Кирилл вскочил на ноги и испуганно огляделся.