Лола Кретова - Летние домыслы. Остросюжетный роман

В детстве родители каждое лето отвозили его в деревню на пару месяцев. Дед был строг и страшно рад внуку, Валентин был весел и охотно проводил время со своим дедушкой, перенимая у него сельскохозяйственные премудрости. Вдвоём они копали грядки, сеяли семена – дедушка красивым почерком надписывал таблички и делал записи в школьной тетрадке, – ухаживали за деревьями, смотрели, как растут яблоки и сливы. Валентин рано научился с удовольствием забивать гвозди, топить печь, пилить и строгать и даже готовить. Он уверенно отличал очиток от золотого корня и знал разницу между подвоем и привоем, хотя по самым разным причинам не спешил похвастать этим перед своими редкими товарищами с летних дач.

После обеда дед устраивался с книгой в уголке сада – под старой шершавой яблоней или за чайным столом возле флоксов. А Валентин, вооружившись ножом и палкой, отправлялся в поход по окрестностям, порою с товарищами, но чаще один.

Приезд родителей в конце летнего сезона по обыкновению превращался в торжество недоумений: отец с матерью безнадёжно вздыхали, выслушивая детские истории о сороках, гусеницах и агротехнических приёмах выращивания малины, дед на вопрос о здоровье сердито расплёскивал чай на белую скатерть. Недоумевал и Валентин: он не раз слышал, что его родители познакомились здесь, в этом доме – почему же отец отвернулся к окну и постукивает пальцами по столу, а мама отказалась взять слив для варенья?

Но московское время длилось дольше деревенского, и городские забавы не преминули воспользоваться этим преимуществом и взять верх: вступив в пору отрочества Валентин примкнул к группе отроков, смыслом существования которых была бодрая и решительная игра на струнных и ударных инструментах. По нелепой случайности их приняли за настоящую рок-группу и пригласили сыграть на концерте. Оглушённый новостью, Валентин закрыл глаза и понял, как это должно выглядеть. Всё необходимое для преображения (он не решался назвать эти предметы костюмами) было сделано за три дня и пять ночей и стало единственным, что оценила публика, пропустив мимо ушей неслаженную игру и невразумительный голос солиста.

Дом, сад, дедушка на первых порах оставались в неведении: дом стряхивал остатки зимнего сна и последние сосульки, деревья раздували весенние почки, дедушка перебирал пакетики с семенами – красочные из магазина и бумажные кулёчки собственных сборов, надписанные карандашом средней твёрдости (HB). «Приедет Валя, покрасим сарай», – думал дед, ставя чайник и поглядывая в окно на хозяйство. Краску вымыло дождём, и стены сарая вернули себе мягкий серый цвет. Садилось майское солнце, стены золотились, розовели, гасли; дед зажигал лампу. «Экзамены, как же…», – не поверил дед, возвращая телефонную трубку терпеливой работнице сельской почты; был конец июня. Лето пришло и не пришло.

Родители боялись, как бы не спугнуть художественный интерес сына, звонили друзьям и знакомым, и Валентину доставались подработки в театре, на телестудии, в доме моды – копеечные, зато изобилующие лестными отзывами и сулящие частные заказы. Убедившись, что садовые ножницы в руках сына сменились портновскими, а иголкой он орудует столь же ловко, как и секатором, отец восторжествовал победу; мама благосклонно улыбалась. На следующий год Валентин поступил в институт и отправился служить на границу, откуда вернулся юношей в расцвете сил с прекрасной фигурой, чётким овалом лица и решительным взглядом.

Прогулки по подиуму и позирование в свете софитов составили материальное благополучие его студенческих лет, но окончив институт, от также покончил с модельным бизнесом, и перебравшись от родителей на съёмную квартиру, спасительно предался умеренной жизни. Свою репутацию дизайнера-модельера он предпочитал взращивать на почве старинных семейных связей и новых знакомств, которые он водил с причудливой избирательностью. Интуиция редко подводила его, но ошибки стоили дорого.

Изредка – с каждым годом всё чаще – он навещал деда и дом. Они пили коньяк в гостиной, чай на кухне, Валентин что-то рассказывал, дед слушал, похлопывал его по плечу, и они шли в сад. Один раз Валентин приехал с подругой.

Бегство от скандала пришлось на хмурый октябрь, и до конца осени он ни разу не возвращался на место своего крушения, предпочитая общество белок и свиристелей, которых сезонно сменили куропатки и снегири. Зима выдалась основательной: много солнца, много снега и тишины. Хандра увязла в сугробах; гуляя под высокими соснами, пронзающими синее небо, Валентин Нестеров подумывал о будущем. Ближайшее будущее предстало пред ним чередой строителей и специалистов, подвизавшихся отреставрировать памятник старины, в котором он поселился, и приятеля с телевизионного канала. «У нас намечается проект про сады и усадьбы, передача будет выходить дважды в месяц. Ищем ведущего, чтобы публика узнавала и был хорош собою. Ты случайно не смыслишь хоть что-нибудь в садоводстве?».

…Попрощавшись с Катей, Валентин поспешно зашагал к дому, где наскоро собрал всё необходимое и отправился на съёмку, в посёлок недалеко от МКАД. С самого начала он настаивал на том, чтобы съёмки проводились при наилучшем свете, когда солнце начинает клониться к закату. Оператор нервничал, но потом втянулся и с удовольствием фиксировал тёплые блики на лицах, густеющие краски цветов, золотую ауру контражура – даже самый скучный и посредственный фон становился волшебным. Повезло и с сегодняшним вечером.

На обратной дороге (съёмки закончились поздно и Валентин переночевал в Москве) ему повстречалась Полина Адамовна, соседка Кати Тимофеевой. Полина Адамовна и её муж вышли на пенсию и жили в деревне постоянно. Заложив руки за спину, элегантная соседка совершала традиционную прогулку от своего дома до старых домов и обратно; её кошка тревожно следила за прогулкой с высоты забора. Валентин Нестеров встречался с Полиной Адамовной не раз; он знал, что они с мужем поляки, переехали в деревню из Москвы, их дочь живёт в Москве, у мужа болит поясница, а фонарь у Катерины не горит, потому что электрик неправильно настроил реле, надо исправить (обычно эти сведения она излагала собеседнику на втором или третьем этапе знакомства). Он кивнул ей и постарался ехать помедленнее, чтобы не поднимать дорожную пыль. Полина Адамовна кивнула в ответ, взглянув по-особому, со смыслом. Смысл был ему неприятен.

– А ещё выше получится? – произнёс мальчик, обнимая ствол старой берёзы. Задрав голову, он смотрел куда-то вверх. На вид ему было лет восемь.

– Сейчас попробую, – ответил девчачий голос из берёзы. Нижние ветви дерева закачались, зашелестели листьями, на мгновенье показалась нога в жёлтой сандалии и исчезла.