Лола Кретова - Летние домыслы. Остросюжетный роман

– Я за тобой, – заявил мальчик сестре и ухватился руками за нижнюю ветку.

– Тебе не разрешают, – возразила сестра, будучи старше на три года. Между веток показалась её голова. Аня подтянулась ещё немного и влезла на сук.

– Что ты видишь? – спросил Вася у сестры.

– Там далеко едет шумная машина. По дороге идёт тётя Агния. А там на дереве сидит большая птица, не могу разглядеть какая, – она вытянула руку. – За забором красивый дом с окнами. На крыльце человек пьёт из кружки.

Оглядев окрестности, девочка уцепилась покрепче ногами и забарабанила палками по стволу. Палки она хранила на берёзе, в раздвоенном суку. Мальчик заскучал и отошёл от дерева. Высокая ветвистая берёза росла возле старой избы, самой первой на улице, не считая профессорского дома; дети приходили сюда играть.

Словно кошка поскреблась в дверь. Нестеров встревоженно обернулся, прислушиваясь. Рослая берёза за забором всплеснула ветками, с берёзы рухнула маленькая тень. Звук повторился. Нестеров догадался и поспешил вниз к калитке.

– Простите, я стучала, но никто не открыл. Я подумала, быть может дверь открыта, но не поняла, в какую сторону она открывается. – Невысокая худая женщина отступила назад, теребя в руках широкополую шляпу. – Я – Агния Воронова, я приходила и раньше, стучала, но никто не открывал, хотела спросить, не позволите ли вы мне писать ваш дом в вашем саду. Он очень живописен, но к сожалению, снаружи мне не удалось найти удачного плана.

– Так вы художница? – уточнил Валентин, – Заходите внутрь, я запру калитку. Должно быть с дач?

Дачи за поворотом в былые времена принадлежали художникам и артистам балета, обитали там и две подруги его матери, с которыми он не имел удовольствия познакомиться.

– Нет, я живу тут, в деревне. Через девять домов от вас. Или через восемь, не помню точно, – Агния немного нахмурилась, пытаясь припомнить точно и тем доказать реальность своего существования.

– В самом деле? Мне кажется, мы ни разу не виделись. Рад знакомству. Валентин. – представился Нестеров и протянул руку.

– Я вас тоже не видела. Быть может, и видела, но не знала, что это вы. То есть, что вы живёте в этом доме, – Агния всё ещё колебалась между дерзостью и смущением.

«Пожалуй, я тут много кого не видел, и слава Богу», – подумал Валентин и двинулся в сторону дома, привычно поддерживая ничего не значащую беседу. Дорожка была узкая, и Агния то и дело видела его затылок: торчащие вверх на макушке и коротко стриженные по бокам волосы отвлекали её внимание, она чуть было не подвернула ногу. Обогнув кусты барбариса, они вышли на лужайку.

Агния Воронова рассеянно взглянула на дом – ей не хотелось любоваться домом сейчас, в неловком ожидании окончательного согласия или отказа. Она сомневалась в своей затее и готовилась к побегу.

– Вы всё-таки полагаете, что этот дом стоит вашего внимания? Тем более в июле, когда всё слишком зелёное, а тени коротки и безлики?

Не стоило говорить о свете и цвете. Дом и его владелец разом приблизились, сломав безопасное расстояние, на котором держалась воображаемая картина знакомства и просьбы. Агния вскинула голову и посмотрела на Нестерова удивлённо и через мгновенье воинственно. «Уверена, в утренние часы ваш дом великолепен. О тенях не волнуйтесь. Думаю, я бы пристроилась вот тут, у жасмина, я не помешаю. Вы не против?» – произнесла она, не отводя взора. «Ну, пожалуй, нет», – помедлив, ответил Нестеров. – «Только это не жасмин, а чубушник».

Они договорились о времени, и Агния ушла. Валентин вернулся в дом, кофе остыл и потерял вкус, Валентин заварил чай. Кленовые листья покачивались за окном, расплёскивая солнце. Что-то беспокойное проскользнуло в калитку вместе с нежданной гостьей и затаилось в траве, слилось с тенью деревьев – попробуй, выгони его теперь, разве можно выгнать тени из сада?

«Глупо, нелепо, глупо, нелепо», – крутилось в голове у Агнии. На улице было безлюдно, жители и машины уже не сновали туда-сюда с майской одержимостью. Всё было посеяно, посажено, починено; лишь на другом конце деревни, в новых домах, продолжали что-то распиливать и приколачивать, и лишь одна жительница, Полина Адамовна, всё-таки повстречалась по пути, когда Агния уже подходила к своему дому.

– Гуляете? – слабым, несколько отрешённым голосом поинтересовалась Полина Адамовна у Вороновой.

– Не совсем, – ответила Воронова и ещё крепче вцепилась в поля своей шляпы.

– Жарко сегодня, – продолжила Полина Адамовна, задумчиво глядя на непокрытую голову Вороновой. – я вот прошла до конца деревни и обратно, и уже тяжело. Дорогу-то вон как испортили, ходить невозможно.

После июньских проливных дождей дорога, просохнув, накрепко запечатлела все промоины и колдобины, оставленные тяжеловесными грузовиками.

– Я отдавала письмо в администрацию, ответили, что этим летом отремонтируют. Собираюсь заехать к ним на днях, уточнить, – сказала Агния, доставая ключи.

– Ничего они не сделают. Засыпали дорогу щебнем, а всё равно ямы. Мой недавно выходил машину встречать – нам холодильник привозили – и так сильно споткнулся, что чуть не упал, – приступила к рассказу Полина Адамовна. Но пришлось отступить: Агния уже нашла на связке нужный ключ.

Воронова жила одна. Её родители и старший брат приезжали к ней в деревню время от времени. Родителям она была рада, брату не всегда – это зависело от количества язвительных замечаний, которые брат успевал исторгнуть за время своего визита. Случалось, он был в ударе – визит кончался ссорой, а однажды – небольшой потасовкой. Отец и мать проводили у Агнии не более двух или трёх дней, они были слишком заняты своей работой, чтобы отвлечься от неё на более долгий срок: оба были филологами, занимались переводами и немного преподавали. Выросшие дети их интересовали в меньшей степени. Родители прекрасно ладили и очень любили друг друга.

Несколько лет назад – тогда она ещё жила в городе, ей только исполнилось тридцать и казалось, что она вот-вот выйдет замуж – давний знакомый одарил Агнию судьбоносным заказом: двенадцать натюрмортов для второй квартиры его общительной подруги. Чудо было единственным, но его отблески в виде новых заказчиков и покупателей поддерживали ощущение постоянства и благополучия все последующие годы и даже тогда, когда стало ясно, что замуж вот-вот она не выйдет. У родителей был заброшенный участок со стареньким домом-пятистенком; и родители, и брат махнули на него рукой, предоставив Агнии самой позаботиться о его сносе, раз уж ей втемяшилось устроить себе жилище в деревне Овсяново вместо того, чтобы купить маленькую квартиру в Москве.

Агния и сама не понимала, как так получилось: с этими местами её ничто не связывало. Лишь однажды родители уговорили друг друга провести здесь отпуск; через неделю они покинули Овсяново, принеся взаимные извинения. Безусловно, Агния Воронова находила очарование в сельской жизни, но это была сельская жизнь французской провинции и итальянских фермеров. Должно быть, в тот момент ей захотелось покоя для души и простора для живописи.