Марина Бойкова-Гальяни - Взорванный город. Роман

– Папа вернется с работы, и я расскажу, как надо мной подшутила мама. Интересно, в каком санатории отдыхает Олег? Верно по горящей путевке со скидкой. Однажды всей семьей ездили в Испанию за полцены. Мама сняла поездку на видео и выложила в интернете. Неужели мы с отцом больше не поедем на море, а моя рука не спрячется в надежной ладони? Ничего, ничего, вот мама проснется и я, наконец, выясню до конца правду. Почему похоронили без меня, куда спешили и что хотели скрыть?

Она снова вспомнила папиного брата. Отец не хотел говорить о нём, и тот рассчитался с папой. Алексей отомстил по-своему. Женя ничего не знала о судьбе дяди, жив ли и где находится, но чувствовала, подозрения о причастности брата-убийцы к событиям не лишены основания. До последнего времени. Видимо мама не нарушала договора с отцом, пока в доме царил лад. Но стоило Олегу проявить дурные наклонности, тут-то мама и нашла крайнего. Голова шла кругом от недетских мыслей. Как не хватало Жене отца, спокойного, понимающего и надежного! Не хватало его любви к дочке. И как понятна папина ненависть к собственному сыну, повторению брата-маньяка. Только мама не в состоянии простить мужа. Почему? Ответ напрашивался: она не любила и ревновала к дочери за себя, и за Олега. Потому что Женя была чужой, папиной дочкой. И представляла угрозу её маленькому благополучию.

Тщетно Женя силилась понять связь всего вышесказанного с гибелью отца. Нет, конечно, мать с Олегом не могли убить папу, но причастность их к смерти она ощущала кожей. И решила дождаться пробуждения мамы. Домыслы так утомили, ведь она была всего десятилетним ребенком, что стала клевать носом, и, сдавшись желанию поспать, поднялась к себе и забылась тяжким сном. Тяжким, потому, что снилась страшная трагедия.

Спустилась в гараж, откуда доносились мучительные стоны и яростные вопли. Поостерёгшись обнаружить себя, приоткрыла дверь так, чтобы видна была лишь та часть, где находились люди. На полу, покрытом сплошь грязью, кровью и слизью, лежал обездвиженный отец. Возле него стоял Олег, со злобным рычанием пиная ногами в живот. С каждым ударом, изо рта папы извергался сгусток крови, который медленно полз по щеке ближе к уху, и тягучей каплей нависал над цементным покрытием. Стоны, испускаемые отцом, говорили о невыносимой телесной и душевной боли. Забыв страх, Женя резко распахнула дверь и с воплем маленького беззащитного существа бросилась к папе. Олег замахнулся, мать закрыла лицо руками.

Проснулась, дрожа и обливаясь потом. Во рту сухость такая, что еле отлепила язык от воспалённого нёба. Неужели сон? Долго лежала не понимая. Наконец, надежда сначала робко затеплилась, затем постепенно перешла в радостную уверенность: от начала до конца всё сон. Смерть отца, необъяснимое поведение матери, отсутствие Олега – сон, и ничего более.

С улыбкой сбежала по лестнице.

…Мама лежала на полу, и она почти споткнулась, не заметив её из-за опрокинутого стула. Рядом валялась пустая бутылка. Был ли кто на свете несчастнее Жени? Она ненавидела мать за то, что та родила детей. Единственный, кто девочку любил, находился по ту сторону, как говорили взрослые, в потустороннем мире, и никто, кроме Господа Бога не мог вернуть его. Всем сердцем Женя желала туда, к нему, в мир иного бытия.

Подняла стул, и уселась. Лицо было мокрым, и она не сразу ощутила, что по щекам, независимо от воли катятся слезы. Причем не поодиночке, а потоком, остановить, который не хватило сил. Сидела и молча слизывала их с губ. Как теперь жить?

Мама стонала в хмельной отключке. Хоть бы Олег появился! Теперь всё равно, какие у брата недостатки, должен кто-то объяснить случившееся.

Утром проснулась с первой мыслью о приезде любимого. Сердце радостно забилось: сегодня увижу!

Тело тосковало по объятиям Герхарда. Вспомнила о неприятном разговоре, и под ложечкой засосало:

– О чем Герхард будет говорить? И как дождаться вечера?

Противоречивые чувства раздирали сердце: с одной стороны – ликование, с другой – острое предчувствие грозящей катастрофы. С отвращением глянула на початую бутылку коньяка: нет, уж, сегодня буду трезвой. Сварила кофе и уселась писать дневник. Исписала восемь страниц. Взглянула на часы: только за полдень! Позвонила Натали, долго болтали, казалось, всем перемыли косточки, обсудили текущие городские новости, моду будущего лета, а прошло лишь сорок минут. Села в кресло, кусая пальцы, неотступные мысли раздирали мозг, раскалывая голову надвое. Закрыла глаза, наблюдая черные точки, и неожиданно отключилась.

Отец лежал на цементном полу и стонал, брат стоял рядом и, улыбаясь, приглашал присоединиться к папе. Постелила куртку, и тихо заняла место рядом с папой. Олег занес ногу над её животом. Женя закричала и проснулась.

Стукнула входная дверь. Герхард! Бросилась ему на шею, но Герхард холодно отстранил:

– Оставь сопли!

Женя застыла на месте. Холодные мурашки пробежали по спине:

– Герхард, что произошло?

– Я женился на Елене. Ты знаешь её. Но пока живи в доме на правах экономки. Веди хозяйство.

– Не может быть, не верю, что за несколько месяцев ты забыл свою любовь!

Руки Герхарда дрогнули, отвел взгляд, пожав плечами.

– Скажи, скажи, что шутишь! Ты, ты не разлюбил, не мог…, – Женя задохнулась. – Это она, она виновата со своими миллиардами. Ты продал любовь за богатство, – Девушка уронила лицо в ладони, отказываясь видеть предателя.

Герхард положил руку на её плечо. Ладонь была теплой и вибрировала, лихорадка сотрясала тело возлюбленного, выдавая истинные чувства.

– Зачем? И зачем только приехал на мою голову?

– Прости, я слаб, и устал бороться с кредиторами. Мне нужен остров.

– Скажи, что любишь по-прежнему свою Дженни!

– Да, люблю.

Герхард притянул её в объятия:

– Гори оно синим пламенем? Сейчас, я здесь, с тобой, дома!

Дрожь желания пробежала по ногам, сладкой болью сковала низ живота, смешиваясь с жалостью. Губы слились в горячечном поцелуе отчаяния и безысходной неги.

– Гори! – эхом повторила слова любовника, – а там, пусть хоть смерть, но в твоих объятиях. О! Как я хочу умереть!

Руки срывали одежду с безупречного тела возлюбленного. Он восторженно принял дар прощения, шепча молитву веры и любви до последнего вздоха.

Лежали молча, не имея сил говорить. Да и зачем? Слова лживы, а тело, руки, глаза и губы твердят о любви, о страсти. И ещё о страхе. Что делать? Взглянув на любимого, увидела тот же вопрос.

– Не знаю.

– Ты простишь? Через два года брака отхвачу кругленькую сумму отступных, разведясь с Еленой. Если, конечно, буду верным супругом.

– Ты изменяешь мне, а не ей. Разве можно изменить нелюбимой?

– Согласен, но не думаю, что Елена разделяет нашу точку зрения.