Джон Кейз - Синдром

– Послушайте, – сказал он, протягивая руку, – Нико рассказывала, через что вам довелось пройти.

– Она ничего не рассказывала. Вы сами внушили ей это. Все – ложь! – С возгласом отвращения Эйдриен покачала головой, развернулась и зашагала к двери. – Мне просто хотелось взглянуть на человека, который довел ее до самоубийства, – сказала она, – потому что в следующий раз мы увидимся в суде.

Эйдриен положила руку на круглую ручку двери и собиралась уйти, когда Дюран остановил ее:

– Стойте, подождите. Что вы сказали про Нико?

Посетительница взглянула на психиатра так, точно перед ней стояло каменное изваяние.

– Она покончила с собой.

С таким же успехом она могла бы дать ему пощечину: на мгновение Дюран лишился дара речи, а когда совладал с голосом, начал бормотать какую-то бессмыслицу:

– Но… зачем? Она же добилась такого прогресса.

– Вот именно! – рявкнула Эйдриен. – Она «добилась такого прогресса», что в пятницу ее кремируют.

Ей захотелось со всего размаху ударить врача, но в нынешнем состоянии она смогла лишь слабо толкнуть его левой рукой. Впрочем, Дюрану хватило и этого: он покачнулся и отступил.

Было так горько и обидно, что она едва не расплакалась.

– Вы специально это сделали? Из-за денег?

– О чем вы говорите? – не понял Дюран.

Эйдриен не успела ответить – в дверном проеме показался де Гроот.

– Что происходит? – громко проговорил могучий голландец. – Доктор Дюран, кто это? – Сейчас он напоминал пробудившегося после укола транквилизатора тигра: зачарованного, но от того не менее опасного.

Эйдриен устремила на него жгучий ненавидящий взгляд и крикнула:

– Проснись! И если у тебя проблемы, не рассчитывай, что тебе здесь помогут. – Резко развернулась и вышла. Дверь с грохотом захлопнулась, и де Гроот вздрогнул от неожиданности.

Дюран был потрясен. Он оказался не в силах сойти с места и только покачивался на ногах. Наконец стены дрогнули и вернулись в фокус. Рядом стоял Хенрик – таким Дюран его еще не видел: голландец весь обратился в слух и слегка покачивался на носках, а затем медленно повернулся, посмотрел по сторонам и втянул носом воздух:

– Здесь был Червь.

Неожиданно Дюрана стали преследовать встречи выпускников: на кабельном телевидении Эйч-би-оу [10] [10] Эйч-би-оу – «Хоум бокс офис», компания кабельного телевидения. , на Си-би-эс [11] [11] Си-би-эс – «Коламбия бродкастинг систем». и еще на паре его любимых каналов, вещавших днем и в ночное время. Все ездили на встречи – и Дюран не стал исключением. Приглашение лежало тут же, на холодильнике.

Подобные встречи относились к мероприятиям, которые Дюран, будучи психотерапевтом, просто не имел права пропускать. По роду своей профессиональной деятельности он помогал клиентам примиряться с прошлым и беспрестанно подчеркивал, что движение вперед невозможно, если не собрать в единое целое опыт прошлых лет.

Впрочем, сам он пользовался этим советом лишь с переменным успехом. Дело в том, что его выпускные классы школы походили на приятную интерлюдию – спокойное, ничем не примечательное время. Джефф принадлежал к тем парням, кто «забивает командные очки» не только в баскетболе, но и на «академических» площадках.

Так почему бы не пойти? Убить двух зайцев одним махом. Во-первых, повод выбраться из квартиры – хотя подобная прогулка, несомненно, окажется сопряжена с определенным беспокойством. Тем не менее это единственный способ справиться с проблемой – перед фобиями, как и перед школьными задирами, нельзя робеть, иначе они превратят твою жизнь в ад.

Второе: если он пойдет на встречу одноклассников, то сможет решить кое-какие проблемы с памятью. Одно дело – забыть Банни, как там ее фамилия, – такое случается со всеми. А другое… Временами Дюрану казалось, что его воспоминания «передержаны», точно фотографии, слишком долго пролежавшие в ванночке с проявителем.

Засвистел чайник, и Дюран заторопился на кухню выпить чашку кофе. В коридоре он уронил взгляд на тумбочку у стены, где в толстых серебряных рамах стояли фотографии его родителей.

Отца сняли крупным планом, только лицо. Он невозмутимо смотрел в камеру и улыбался, как умеют улыбаться только уверенные в себе люди. Мать Дюрана выглядела гораздо моложе отца – вероятно, из-за того, что фотографии сделали с интервалом в несколько лет. Молодая женщина не просто улыбалась – она хохотала, сидя на перилах террасы в их пляжном домике в Делавэре, чуть откинув назад голову. Разомкнутые губы обнажали белые зубки, а глаза искрились от счастья.

Желая понять собственные чувства, Дюран подошел к фотографии, взял ее в руки и стал придирчиво рассматривать снимок: темные распущенные локоны матери, изящный изгиб бровей, платье по старой моде с квадратным вырезом. «Что я чувствовал, когда она держала меня на руках?» – задавался он вопросом.

Ответ не замедлил явиться: «Ничего». Казалось, еще довольно долго Джефф смотрел на лицо матери и безрезультатно ждал хоть какого-нибудь отзвука в душе, где царила полная пустота. А это, как прекрасно знал сам психиатр, было одним из симптомов диссоциативного расстройства психики.

Может, его настолько потрясла трагическая гибель родителей, что он потерял связь со своим прошлым? Да, случилась страшная история: они отдыхали в Нантакете в коттедже одного друга, из-за какой-то неисправности в обогревателе в доме незаметно скопился угарный газ – и родителей не стало.

Их смерть обрушилась на Джеффа неожиданно, смяв его, точно лавина, – очевидно, от этого потрясения Дюран так до конца и не оправился. После похорон ему должно было стать легче. Но к сожалению, не стало. По правде говоря, он и службу-то едва помнил, хотя это случилось всего семь или шесть лет назад. Мысль о похоронах родителей рождала в памяти лишь образы общего характера, точно в фильме, скудные, как сценарий. «Сцена. Дождливый день. Оплакивают покойных…» Дюран не мог вспомнить ни одной реалистичной детали. Он не знал, кто присутствовал на похоронах – кроме «плакальщиков». Должно быть, Джефф горевал. Наверное, был убит горем. И все-таки…

Дюран поставил фотографию на тумбочку и направился в кухню, где пронзительный свист чайника успел перейти в утомленные завывания. Джефф задавался вопросом: о чем говорит тот факт, что он не может вспомнить похорон собственных родителей? Или еще хуже – если говорить начистоту, то и родителей своих он тоже как следует не помнит. Правильнее сказать, что Джеффри знает, как они выглядели, что говорили и делали. Но эти воспоминания по эмоциональной насыщенности можно сравнить разве что с делением столбиком, а это – Дюран знал как врач – очень нехороший признак.