Джон Кейз - Синдром

Утром Эйдриен оставила спящему Джеффу записку, в которой объясняла, что встала рано и отправилась в Вашингтон забрать почту Никки – выписанные ею чеки и расшифровки вычетов с кредиток. Девушка пообещала вернуться к пяти, прикупив по дороге парочку стейков и пачку древесного угля для гриля. А потом, вспомнив, что у Дюрана нет при себе денег, оставила ему двадцатидолларовую бумажку и записку:

«Будь добр, купи бутылочку “Каберне”».

О чем она умолчала – зная, что Дюран такого хода явно не одобрит, – так это о своей поездке к Кертису Слу. Эйдриен еще толком не решила, что конкретно скажет боссу, но просто взять и исчезнуть – не дело. Необходимо хоть что-нибудь предпринять. С другой стороны, после того, что произошло в «Комфорт-инн», в офис отправляться нельзя. И кроме того, в конторе босса все равно не застать – воскресенье. Поэтому не оставалось ничего другого, как заявиться к нему домой. Попытка не пытка.

В зеркале заднего вида отражалось ослепительно яркое небо. Эйдриен ехала среди равнин фермерской Делмарвы и думала о том, что скажет Кертису. Сидя за рулем, она репетировала свою речь – лепетала что-то, обращаясь к ветровому стеклу. Так, ради смеха.

«Самое удивительное, мистер Слу, произошло со мной минувшей ночью. Представьте – проснулась я на кушетке в одной богадельне, где ухаживаю за немощными и престарелыми…»

Нет. Слу не волнуют ни немощные, ни престарелые. Зато он восторгается сотрудниками, которые жертвуют католической церкви. Тогда как насчет: «Мне явилась Святая Дева Мария, и я должна на некоторое время отпроситься с работы, дабы передать верующим ее Божественное послание»?

Нет. Тоже не годится.

Подобные шуточки помогали скоротать время и способствовали поднятию боевого духа, но если серьезно, то от предстоящей встречи зависело очень многое. И чтобы Эйдриен ни сказала боссу, это должно прозвучать удачно.

«Мне нужен юрист, – размышляла она. – И не просто какой-нибудь, а юрист высшей пробы. Настоящий адвокат». Но эта роскошь была ей не по карману. Поэтому Эйдриен оказывалась в одной из тех неудобных ситуаций, когда приходится полагаться только на правду.

В конце концов, в происходящем нет ее вины. Напротив, появившись на прошлой неделе на работе, она рисковала жизнью и чуть не поплатилась за беспечность. А кроме того, до смерти сестры Эйдриен не слишком-то злоупотребляла отдыхом. Даже напротив. Почти год она работала по шестьдесят часов в неделю без отпусков и больничных, трудилась и в будни, и в праздники. «Согласна – сорвала допрос важного свидетеля. Правда, смею напомнить, допросы разрешается переносить и откладывать. Самое большее – я причинила людям неудобство, за что прошу извинения, хотя и случилось это вопреки моему желанию».

Эйдриен разговаривала сама с собой час напролет, потом еще час и наконец, когда часовая стрелка перевалила за десять, а поля за окнами сменились пригородом, выехала на окружную дорогу. К этому времени она знала свой рассказ почти наизусть.

Дом Кертиса Слу – каменная громада на миллион долларов – уютно пристроился в Спринг-Вэлли – райской рощице в самом сердце города по соседству с Рок-Крик-парк. Эйдриен уже доводилось здесь бывать – правда, лишь однажды, когда ей поручили завезти боссу забытый в кабинете дипломат. Номера дома девушка не запомнила, но это ее не особенно тревожило. В самом дорогом районе Вашингтона дома можно пересчитать по пальцам, а кто видел особняк Слу, запоминал его навсегда.

Как сказал однажды Йири Ковак, один из служащих филиала фирмы в Лос-Анджелесе, который каждый месяц приезжал в Вашингтон на совещания, дом Слу выглядит точной копией виллы маршала Тито на озере Блед. Защищенное живой самшитовой изгородью трехэтажное здание с оштукатуренными стенами и мансардными окнами стояло на небольшом возвышении. К дому, огибая небольшой фонтан в центре газона, вела округлая подъездная дорожка.

Эйдриен припарковалась за автомобилем Слу – «семисотым» «БМВ», вышла из машины и направилась к парадному входу, чувствуя себя как в детстве на самой высокой точке американских горок.

«Ой-ой-ой, – подумала девушка, легонько постучав в солидную деревянную дверь. – Наверное, зря я сюда приехала…»

– Эйдриен! – Слу появился в дверях. На нем были коричневые брюки из рубчатого вельвета и оливкового цвета свитер. На лице – выражение крайнего изумления. – Как ты сюда попала? Заходи. Какая стужа!

Он придержал дверь, впустил посетительницу и проводил ее по коридору в гостиную, где у выложенного известняком камина во весь пол расстилался настоящий китайский ковер и друг напротив друга стояли два кресла с подголовниками.

– Что стряслось? Подожди секундочку, попрошу Амориту подать кофе…

Пока босс бегал отдавать распоряжения, Эйдриен пыталась отвлечься от тяжких мыслей, несколько нервозно рассматривая коллекцию русских икон. Вскоре в комнату вошла прелестная латиноамериканка с серебряным подносом в руках и кофейным сервизом. Гостья налила себе чашечку обжигающего черного кофе и сделала небольшой глоточек. Наконец вернулся Слу – он на ходу застегивал на запястье ремешок часов.

– Ну, выкладывай, что случилось, – проговорил он в неудачной попытке казаться своим парнем.

– Видите ли, всего в двух словах не объяснишь, – начала Эйдриен, – но, боюсь, мне придется взять отпуск.

Слу небрежно рухнул в кресло и нахмурился:

– Отпуск… А разве нельзя обсудить этот вопрос на работе?

– Нет, – ответила Эйдриен. – В том-то все и дело.

Лицо Слу исказила изумленно-недоверчивая гримаса.

– Что?!

– Я не могу прийти в офис. Я вам сейчас все объясню…

Она самым лаконичным образом поведала, что с ней произошло. Уложив повествование о своем детстве в тридцать секунд, Эйдриен перешла непосредственно к болезни сестры в Европе. Босс слушал, сосредоточенно сдвинув брови и попивая кофе. Он поморщился, когда собеседница пересказывала, как обнаружила тело сестры. Но в целом история его явно захватила. Впрочем, опасаясь, как бы начальник не решил, будто ей нужно «переболеть» смертью сестры, девушка перешла к рассказу о знакомстве Никки с Дюраном, о найме Бониллы и его последующей гибели, о скептицизме полиции… Эйдриен сообщила еще массу всего, включая инцидент в «Комфорт-инн» и предстоящую операцию психотерапевта-беглеца. Закончив повествование, она опустила чашку на блюдце и сказала:

– Теперь вы понимаете, почему мне придется на некоторое время оставить работу. Я понимаю, как все это мелодраматично звучит, но кто-то хочет со мной разделаться.

Слу откинулся в кресле, в задумчивости кивнув. Наконец поставил на поднос чашку с блюдцем, подался вперед и сказал: