Дин Кунц - Ледяная тюрьма

Потянув к себе висящий над головой микрофон, Горов произнес в амбушюр:

— Внимание, торпедный отсек! Вас вызывает капитан. Что вы скажете о сухой изоляции за переборками отсека?

Теперь всеобщее внимание сосредоточилось на громкоговорителе-пищалке, подобно тому как еще мгновение назад оно было приковано к глубокомеру погружения.

— Изоляция такая имеется, капитан. Но и она вспотела. Полагаю, что теперь она пропитана влагой.

Да, видно страшен был тот удар, который они в спешке едва заметили. Натворила дел плавучая льдина.

— А воды много?

— Капель нет. Только сконденсировавшаяся влага. Тонкая пленка.

— А где скапливается влага?

Офицер торпедной установки сказал:

— Вдоль шва между отсеком аппарата номер четыре и отсеком аппарата номер пять.

— Какие-нибудь выпуклости или изгибы подлине есть?

— Никак нет.

— Следите за этим местом, — распорядился Горов.

— Есть. Я и так глаз с него не свожу.

Горов разжал пальцы и микрофон, подпрыгнув на пружине, вернулся на место.

За командным пультом теперь находился Жуков.

— Мы могли бы попытаться поменять курс, капитан.

— Ни в коем случае.

Горов понимал, что на уме у его первого помощника. Они, судя по всему, шли вдоль длины айсберга и к настоящему времени миновали около половины этой длины — около шестисот пятидесяти метров — и должны были пройти еще столько же. А вот если взять право или лево руля, то, быть может, удастся выйти в открытое море раньше: от штирборта или левого борта до края айсберга вряд ли было более двухсот или трехсот метров. Они-то знали, что ширина айсберга куда меньше его длины. Можно было бы поменять курс, причины на то выглядели вполне вескими, но Горов опасался, что так они только зря потеряют время и обесценят уже проделанную работу.

Чтобы объяснить свое нежелание поддаться уговорам Жукова, Горов сказал:

— Пока мы поменяем курс да выйдем в открытое море хоть по штирборту, хоть по левому борту, много времени пройдет. Мы и так уже миновали середину айсберга и сейчас движемся под его кормой. Вот-вот выйдем в открытое море. Так держать, лейтенант.

— Есть так держать.

— Не меняйте курс до тех пор, пока течение не начнет нас заворачивать в сторону.

Оператор, сидевший за пультом поверхностного эхолота, объявил:

— Лед над нами. На высоте в семьдесят шесть метров.

«Странно. Тайна какая-то: из-под горы не выбираемся, а толщина льда уменьшается», — подумал Горов.

Они уже давно не погружались, то есть глубина, на которой шла лодка, оставалась той же, она не менялась. Но айсберг, до «кормы» которого надо было еще идти и идти, тоже не взлетал в воздух, — Горов понимал, что законов тяготения никто не отменял. Но почему зазор между палубой лодки и днищем ледовой горы все время растет?

— Может быть, есть смысл подняться повыше? — поинтересовался Жуков. — Чуть поближе ко льду. Поднимись мы метров на сорок, глубина все равно будет около ста восьмидесяти метров, а давление заметно снизится и, возможно, переборки в торпедной перестанут запотевать.

— Глубина в двести двадцать пять метров, и так держать! — оборвал его Горов.

Куда больше, чем конденсация влаги на стенке торпедного отсека, его беспокоило душевное состояние членов экипажа. Подчиненные его — все, как на подбор — были славными мужиками, стоящими людьми, и за те годы, которые он командовал лодкой, у него накопилось более чем достаточно поводов испытывать чувство гордости за родной коллектив. В какие только переделки они за это время не попадали, и всегда выходили из затруднений с честью, сохраняя хладнокровие и профессионализм. Правда, никогда прежде для этого не требовалось ничего иного, кроме выдержки, умения и смекалки. А вот на этот раз очень бы не помешала и малая толика везения. Никакая выдержка и никакие навыки не помогут, если обшивка лопнет и на ее нутро обрушится исполинское давление многотонных толщ соленой воды. Они привыкли полагаться только на себя, а тут и теперь приходилось надеяться еще и на неких безликих инженеров, которые, надо думать, старались, разрабатывая судно, сделать все, как полагается, как, хотелось бы надеяться, и те неведомые труженики судоверфей, которые варили и клепали стальные конструкции. Наверное, всего этого было вполне достаточно, чтобы не вопрошать их о том, осознают ли они, а если осознают, то сколь остро, ту связь, которая существует между бедствующим народным хозяйством страны и соблюдением сроков профилактических работ в сухих доках: ясно, что чем хуже экономика, тем чаще откладываются и тем сильнее сокращаются плановые ремонтные работы с лодкой в судоверфях.

— Вверх нельзя, — Горов еще раз решил смягчить свою командирскую резкость. — Над нами до сих пор лед. Мне неизвестно, что происходит наверху, почему толщина ледового слоя идет на убыль, но, по крайней мере, стоит соблюдать осторожность, пока обстановка не прояснится.

— Над нами — лед. На высоте восьмидесяти пяти метров.

Горов опять поглядел на график, вычерчиваемый самописцем поверхностного эхолота.

— Лед над головой на высоте девяносто один метр.

И вдруг перо самописца перестало дергаться. Теперь оно чертило ровную прямую тонкую черную линию ниже срединной линии барабана с бумагой.

— Чистая вода! — вскричал оператор, но в голосе его слышалось явное удивление. — Над нами нет льда.

— Мы что, уже выбрались из-под айсберга?

Горов покачал головой.

— Этого не может быть. Гора-то — чудовищная. Нам остается пройти еще не меньше километра с третью. Хорошо, если мы хотя бы половину прошли. Нет, мы не...

— Снова над нами лед! — закричал техник поверхностного звуколокатора. — Лед на высоте в девяносто метров над нами. Но теперь интервал между нами и льдом уменьшается!

Горов подошел поближе к самописцу и стал приглядываться к его перу. Промежуток между верхней палубой «Ильи Погодина» и днищем айсберга неуклонно сокращался. И очень быстро.

Семьдесят девять метров. Шестьдесят семь метров.

Пятьдесят метров. Сорок два метра. Тридцать метров.

Двадцать четыре метра. Восемнадцать метров.

Зазор между днищем ледовой горы и лодкой держался в течение нескольких секунд на отметке в пятнадцать метров, но потом перо самописца стало бешено метаться вверх и вниз: пятнадцать метров, затем сразу сорок шесть метров, потом опять — пятнадцать, потом тридцать, двадцать четыре метра, шестьдесят один метр, вверх и вниз, вверх и вниз, совершенно непредсказуемые взлеты и падения. Потом величина зазора вновь установилась вблизи отметки в пятнадцать метров, и с этих пор метания пера стали не столь беспорядочными.

— Держится ровно, — доложил оператор поверхностного эхолота. — Высота льда над нами — от пятнадцати до восемнадцати метров. Незначительные флюктуации. Держится ровно... по-прежнему держится ровно... держится...