Михаил Поляков - Хватит! Политический детектив

За столом у окна, вальяжно развалившись в кресле и закинув ногу на ногу, сидел другой молодой человек. Он был старше первого лет на семь, и был невысокого роста и кряжистого телосложения. Причёсан он был с аккуратным пробором, а на его толстом, на щеках испещрённом язвами от ветрянки лице было благодушно-насмешливое выражение. Одет он был в недорогой, но аккуратный и тщательно выглаженный шерстяной костюм.

Третий сотрудник, сидевший в углу у двери, что-то быстро набирал на клавиатуре и даже не оглянулся при нашем появлении. Я заметил только его лоснящуюся лысину и багровую шею, выступавшую над наглухо застёгнутым воротником белой шёлковой рубахи.

– Ребята, сюда внимание, – громко объявил Стопоров, чуть подавшись всем телом вперёд и деловито потерев ладони. – Это наш новый сотрудник Игорь Кондратьев, прошу любить и жаловать. Игорь Антонович, разрешите и я вас всем представляю, – обратился он ко мне. – Вот Александр Васильев, наш фотограф, – сказал он, указывая на взъерошенного блондина. Тот вскочил с места и с угрюмой, неожиданной у него учтивостью, словно дуэлянт на вызове, с усилием пожал мне руку, тряхнув при этом своей растрёпанной гривой.

– У окна Борис Бурматов, корреспондент.

Элегантный молодой человек, не вставая, с ироничной улыбкой коротко кивнул мне.

– А вот в этом углу, – торжественно заключил редактор, – прячется Валентин Милинкевич, наша, так сказать, звезда.

– Сейчас я, Федя, – капризно выкрикнул Милинкевич, поднимая над головой красный указательный палец и продолжая другой рукой печатать. – Цвай секунден!

Окончив своё дело, он с упругостью мячика спрыгнул со стула, встряхнул руками, словно стряхивая с них муку, и сунул мне свою влажную, мягкую ладонь.

– Валентин, – приветливо произнёс он, с любопытством всматриваясь в меня. – Давно вы в наших краях?

– Неделю как приехал, – ответил я, в свою очередь оглядывая его. Это был человек лет сорока, совсем лысый, с дряблым брюшком и в очках с роговой оправой, из-под толстых стёкол которых игриво светились маленькие серые глазки.

– Ну, оставляю вас на поруки Валентина Иосифовича, а сам удаляюсь, – сказал Стопоров, значительно кивнув мне головой на прощание. – Валя, ты с Гороховым не тяни ради Бога, – остановившись в дверях, плаксиво добавил он. – К пятничному номеру успеть бы.

Когда редактор вышел, я, ожидая дальнейших распоряжений, опустился на небольшой серый диван с обшарпанной обшивкой, стоявший у входа для посетителей. Милинкевич, подкатив из угла своё рабочее кресло на колёсиках, устроился напротив меня, локтями уперевшись в колени.

– Фёдор Иванович сказал, что вы из Москвы к нам приехали, – благодушно улыбаясь, произнёс он, сопроводив фразу коротким утвердительным кивком.

– Да, из Москвы, – подтвердил я.

– И в газетах уже работали, как я понимаю?

– Работал.

– Тоже в местных, или в федеральных? – последнее слово он выговорил с подобострастным придыханием.

– В основном в местных, в федеральных не довелось, к сожалению.

– А сюда зачем приехали? – вдруг бесцеремонно бросил со своего места Бурматов, который уже минуту с блестящей в глазах ироничной искрой приглядывался ко мне. – В нашу-то дыру?

– По семейным обстоятельствам, ухаживаю за пожилым родственником, – повторил я нашу с Колей историю.

– И как выздоровеет вы всё, фьють?

– Нет, я думаю в Терпилове надолго обосноваться. Возможно, и насовсем сюда перееду.

– Это из Москвы-то? – недоверчиво усмехнулся Бурматов.

– Да, вот тебе, Борь, не понять, как это из самой Москвы можно куда-то уехать, – ехидно заметил из своего угла растрёпанный блондин.

– Да почему не понять, всякое бывает, – не оглянувшись на него, равнодушно произнёс Бурматов. – А жена, дети у вас есть?

– Ну всё, Боря, хватит мучить человека, – прервал его Милинкевич, вставая с места. Я поднялся вслед за ним. – Это у нас спорщики ребята, – сказал он, и, подхватив меня под руку, отвёл к незанятому столу у окна. – Вот тут будет ваше место. На компьютере от прежнего сотрудника всё осталось – электронная почта, текстовый редактор. Доступ в интернет, если нужен, попросите у меня, я вам открою. Система у нас такая: написав заметку, отправляете мне, я вычитываю и если всё хорошо, отношу в корректорскую – тут тётушка за стеной сидит. Потом она возвращает её вам на правку или, если надо, на сокращение. У вас, наверное, не так в Москве было?

– Нет, у нас сразу на полосе была вся правка, в электронном виде.

– Ну мы тоже постепенно на электронное производство переходим, но что делать, редактор человек пожилой, привычный к бумаге, – сказал он извиняющимся голосом. – Пока вот так приходится. Вы вообще как, с сегодняшнего дня работаете, или пока отдыхаете с дороги?

– Я хотел бы начать как можно скорее.

– Ну что же, чтобы вам поскорее втянуться, давайте я вам сразу задание дам.

Милинкевич подхватил со стола блокнот в истёртой кожаной обложке, между страниц которого виднелось множество разноцветных закладок, и начал энергично листать его, слюнявя палец.

– Вот, нашёл, – сказал он, наконец. – К следующему номеру, в пятницу, нам нужен большой репортаж из городской больницы о новом рентгеновском аппарате. А в нынешний выпуск надо бы сделать заметку о нашей швейной фабрике строчек на тридцать. Вот такие вот у нас новости, – виновато улыбнувшись, развёл он руками. – Справитесь?

Я утвердительно кивнул.

Сев за указанный мне стол в углу, я включил компьютер. Пока этот дряхлый агрегат родом из девяностых загружался, визжа вентиляторами, я осмотрелся вокруг. Милинкевич, ссутулившись над клавиатурой, энергично клацал по клавишам, время от времени сверяясь с каким-то исчёрканным листом, лежащим перед ним на столе. Худой блондин, подсев к своему элегантно одетому оппоненту, что-то доказывал ему горячим полушёпотом. Тот не отвечал, а только взглядом показывал на меня – дескать, веди себя прилично на людях. Впрочем, по его ироничной улыбке и смеющимся глазам понятно было, что он вовсе не смущён моим присутствием, а лишь пользуется им как поводом, чтобы позлить своего собеседника. Блондин, кажется, чувствовал это, и оттого сердился и краснел ещё больше.

Кто-то из этих людей владеет ключом к тайне, которую мне предстоит разгадать. Как преступник отнёсся к неожиданному появлению в редакции незнакомца? Поверил ли он моей истории, или заподозрил неладное? И если последнее, то как поступит – заляжет на дно или предпримет что-нибудь отчаянное? Странно, но только теперь я всерьёз задумался об опасности, связанной с этим делом…

Заметку о швейной фабрике я написал за полчаса. Информационный повод был не Бог весть какой – городская администрация заказала предприятию пошив трёхсот униформ для сотрудников коммунальных служб. Его счастливый директор не меньше десяти минут рассказывал о том, как чуть ни до слёз обрадовался коллектив работе, как для её выполнения пришлось расчехлить несколько старых станков, давно ржавевших в консервации и даже нанять пятерых временных сотрудников. Слушая его, я вспоминал эту самую фабрику – огромное двухсотметровое здание из красного кирпича. В советское время там работала половина города, и у предприятия были свои автопарки, базы отдыха, училища. Теперь же оно чуть ни с салютом отмечает ничтожный заказ на костюмы для дворников-таджиков. В этой радости по самой её неестественной чрезмерности угадывалось что-то истеричное и нездоровое…