Ильгар Сафат - Моя необработанная форма

Шайка-лейка наша распалась. В живых из подростковой бригады остался я один, и мне больше не хотелось заниматься теми мутными делишками, которыми мы промышляли с пацанами. Вливаться в более взрослые и более «профессиональные» артели я не собирался. С тех пор я ни с кем больше не сближался и новых друзей не заводил. Во мне укрепилась мысль стать чемпионом в профессиональном боксе, и я, как бык на красную тряпку, попер к ней со всей одержимостью. Это странно, но именно садисты Зомби разбудили во мне зверя. Не прошло и пяти лет, как я дошел до цели, оставив за спиной гору поверженных соперников. Никому я не проигрывал с тех пор, да и по сей день еще не знаю, что такое нокаут. Инстинкт зверя. Ярость хищника. Готовность умереть на ринге.

Те парни на пустыре были настоящими хищниками, в этом нет никаких сомнений. Зомби и его головорезы или членорезы (в зависимости от необходимости) – эти ребята любили доминировать. Любили кровь. Такой оголенной жестокости и безразличия к чужому страданию я никогда прежде не встречал. И не встретил. Тут было что-то от инициации, с человеческими жертвоприношениями, вкусом крови и близостью смерти. Сакральный страх, переплавляющий подростка в воина. Там, на пустыре, я стал воином, там я стал мужчиной. Наверное, с того дня я стал любить неотвратимость смерти, стал ценить ее, искать, наслаждаться ее дыханием, таким пьянящим и возбуждающим. Смерть как объект вожделения стала моим идолом. Смерть как образ подлинной любви.

Для полноты картины стоит, наверное, вспомнить, что случилось с тем пятым из нашей команды, которого в то мрачное утро не оказалось на пустыре. Это был тот самый тип, который привел малолетку к нам в «штаб» и по вине которого началась вся эта канитель с отрезанием гениталий и вбиванием в анусы лопат. Но ему и перепало больше остальных. Так что все справедливо.

Мы встретились с ним несколько месяцев спустя, на Рождество, холодной ночью. Вернее, не с ним, а с тем, что от него осталось. Наш «штаб» в подвале после смерти ребят оказался полностью в моем распоряжении. Никто больше не знал о его существовании, и я изредка спускался в подвал и часами сидел в «штабе» один, о чем-то подолгу раздумывая, но о чем, я и сам не мог бы сказать. Просто это была моя берлога, моя нора, в которой мне необходимо было время от времени бывать. Тут я прятался от всего мира, и в первую очередь от себя самого. Ведь должна же быть у хищника нора! Деньги нашего «общака» теперь принадлежали мне одному. Но тратить их мне было не на что. Я никогда не умел обращаться с деньгами. Всегда был к ним равнодушен. Есть они или их нет – для меня это просто не имело значения. Даже теперь, будучи чемпионом мира в сверхтяжелом весе и имея на счете сумму со множеством нулей, к счету в банке я почти не притрагиваюсь и деньги ни на что не трачу. А вот «пятому» деньги понадобились. Однажды ночью я спустился в подвал и услышал, как кто-то копошится внутри «штаба». Первое, о чем я тогда подумал, что это какой-нибудь бомж забрел в мое убежище и теперь в нем хозяйничает. Я приготовился прогнать непрошеного гостя и взял на всякий случай в руки ржавую трубу, лежавшую в сточной луже.

Тихо подкравшись к незнакомцу, я уже замахнулся, чтобы пробить ему хребет, но в эту секунду незнакомец повернулся, и я от омерзения чуть было не выронил из рук трубу. На меня смотрел человек, лицо которого было обезображено кислотой: кожа была в рытвинах и волдырях, висела клочьями, мяса местами не хватало и кое-где была оголена кость. Невозможно было поверить, что это живой человек, а не какой-нибудь голливудский уродец, на лице которого лежит пуд грима. Одного глаза попросту не было, и на меня смотрела черная, затянутая рубцами дыра. Второй глаз был выпучен и непонятно на чем держался: на той стороне лица не было не только век, но и самой щеки, и через рваную дыру на меня скалились желтые зубы. Меня обдало зловонным дыханием.

– Не бей, не бей, это я! – прохрипел незнакомец, и я, хотя и не понял, кто передо мной стоит, опустил занесенную над его головой железку. Голос у человека был такой тихий и обреченный, что бить мне его расхотелось. И только после того, как он назвал себя по имени, я понял, что передо мною стоит тот самый «пятый» из нашей шайки, по вине которого на нас свалились все беды.

По какой-то случайности ему удалось тогда скрыться от бандитов, возглавляемых Зомби. Но он был на пустыре и видел, как садисты завалили трех наших братков, а потом и меня вырубили на утренней пробежке. В тот же день «пятый» залег на дно и прятался у какой-то потаскушки. Но всему приходит конец – явился Зомби и по его душу. Его каким-то образом вычислили, и как-то ночью в дом, где он укрывался, вломились суровые парни. Девчонку пустили по кругу, после чего битой пробили ей голову. «Пятого» тоже оприходовали, как и тех трех на пустыре. Потом, когда вдоволь с парнем наигрались, вызвали сестричку Зомби, и она, как только вошла в ванную, где лежал изнасилованный и избитый ее насильник, плеснула ему в лицо из стеклянной банки серной кислотой. После этого бедолагу заперли в ванной и оставили подыхать. Никто не думал, что он выживет.

«Пятый», как его называли бандиты, потерял много крови, ослеп на один глаз и к тому же совершил еще одну ошибку: он пытался смыть кислоту водой (чего, как известно, ни в коем случае делать нельзя), засунул голову под кран и этим только увеличил свои страдания. Он болевого шока он потерял сознание, что, в сущности, его и спасло. Вода, перелившаяся через край ванны, залила соседей этажом ниже. Те подняли кипеш, вызвали сантехника, выломали дверь и только тогда обнаружили изувеченное тело горемыки. Врачи его откачали.

Мне не хотелось больше иметь с ним дело, я отдал ему все деньги из «общака» и велел уматывать подальше из нашего города. Больше я никогда парня не видел. Да, неплохо порезвился он с той малолеткой, нечего сказать. Оторвался по полной. Иногда безобидные шалости приводят к печальным последствиям. Так или иначе, но и моя жизнь после этого случая изменилась в корне. Из уличного хулигана начал выплавляться великий спортсмен.

– Как открыть внутри себя сакральное пространство? Нелегкую поставили вы перед собой задачку! И потом, даже открытое, это пространство нужно уберечь от разрушительного воздействия внешней среды. Мир теснит нас со всех сторон, и извне, и изнутри. Все объекты и явления пытаются выдавить нас из нас самих, и сопротивляться этому невероятно трудно!

В какой-то момент мне показалось, что неумолкающая болтовня Годжаева так глубоко проникла в мое сознание, что стала уже моим внутренним голосом. Теперь мне было трудно дистанцироваться от этого прилипчивого человека, его индивидуальность вытеснила мою, и все, что он произносил, становилось наполнением моего сознания. Я становился Годжаевым, инфернальным резонером, но всячески сопротивлялся этому. Неприятное, надо сказать, чувство, когда вместо тебя мыслит какое-то другое, омерзительное для тебя существо. Наверное, нечто подобное испытывают люди, попавшие под чей-то гипноз и уже не способные ему сопротивляться. Если бы в эту минуту Годжаев приказал мне выпрыгнуть из окна, разбив стекло головой, я незамедлительно последовал бы его команде. Но, к счастью, стекла в этом здании были непробиваемые. Многие психиатры владеют навыками гипноза и почти всегда, когда только могут, используют его в своей практике. Несомненно, легче задать сознанию пациента новую программу, чем перестроить старую, уже подверженную коррозии и разладу от соприкосновения с внешним миром. По всей видимости, Годжаев ставил перед собой именно такую задачу – превратить меня в Голема, в послушную куклу, подчиненную его воле. Я прекрасно понимал, чего он добивается, но не находил в себе силы сопротивляться этому гипнозу. Где-то на дне разума мелькала даже такая малодушная мысль, что в зависимости от воли психиатра, в послушании ей и есть мое спасение, ведь самому мне теперь не надо принимать никаких решений, и существование мое более или менее гарантировано, пока есть рядом со мною опытный доктор-поводырь. Жалкая позиция, признаюсь в этом, нечто подобное, по всей видимости, испытывают наркоманы, находящие спасение лишь в уколе иглы, по существу разрушающей их душу и тело.