Уоррен Мерфи - Гены-убийцы

– Отвечал на вопросы.

– Где вы прячете свои волшебные дематериализаторы? – хитро спросил Чиун.

– Минутку, папочка, – сказал Римо. – Дай мне сперва покончить с моими вопросами. – Повернувшись к мрачному брюнету в белом халате, он продолжал: – Ни один человек не интересовался ничем, кроме информации такого рода?

Тот покачал головой.

– А вы только и делали, что отвечали на вопросы?

– В лаборатории – только это. Моя личная жизнь – мое дело.

– Расскажите нам о ней, – попросил Римо.

– Этого я делать не обязан.

Римо дернул собеседника за ухо, и тот решил, что раз Римо так насущно необходим ответ, то он пойдет ему навстречу. Он служит лаборантом. Его подружка попросила кое-что ей принести. Сообщая это, лаборант пытался остановить полотенцем поток крови.

– Ваша подружка – это Шийла Файнберг?

– Вы смеетесь? Ниже подбородка Файнберг походила на кучу окаменевшего дерьма, выше – на полярную сопку. Она была так некрасива, что мне казалось, что она заряжена отрицательным электричеством. Лицо – как сморщенный чернослив.

– А что вы делаете для своей подружки?

– Все, чего она захочет. Она так неотразима, что могла бы заставить иезуита спалить священное писание.

– Что именно вы ей дали?

– Мы называем это изолятором. Это химический состав типа желатина, замедляющий изменение температуры в веществе, которое в него помещено.

– Понятно.

Римо чувствовал, что все это далеко не так безобидно, как звучит.

– Теперь перейдем к серьезным делам, – вмешался Чиун. – Где вы прячете свои волшебные дематериализаторы?

– Что?!

– Такие чудесные устройства, которые раскручиваются и делают из одного вещества другое.

Лаборант пожал плечами.

Чиун заметил на столе пакет молока. В дело пошли длинные ногти: он открыл пакет, вылил молоко в пустую колбу и стал стремительно вращать в ней пальцем.

Постепенно внизу колбы собралась вода, а вверху оказались густые сливки.

– Вы делаете то же самое не руками, а с помощью волшебства, – объяснил Чиун лаборанту.

– Господи, да вы ходячая центрифуга! – удивленно воскликнул тот.

– Вот вы и произнесли это слово – «центрифуга»! Великая тайна центрифуги заключается в том, что вы включением кнопки делаете то же самое, что делает моя рука. У нас никак не возьмут в толк, как это у вас выходит.

– Это вы делаете голыми руками то, что под силу только центрифуге! Невероятно! Как можно сепарировать материю руками?

– Можно, и все тут. Это делают пальцы. А как это получается у центрифуги?

– Согласно научным законам.

– Гений Запада! – вскричал Чиун и стал наблюдать, как новый знакомый осуществляет аналогичный процесс с помощью своего волшебного устройства.

Нет, они не раздают свои центрифуги – таков был ответ лаборанта на очередной вопрос.

Чиун предложил обмен.

– Что вы мне за нее дадите?

– Возможно, кто-нибудь плетет козни, чтобы занять ваше место? – предположил коварный Чиун.

– Это лаборанта-то? На мою зарплату можно жить только впроголодь.

– Папочка, – зашептал Римо Чиуну в ухо, – ты забыл традицию Дома Синанджу не служить сразу двум господам?

– Тсс.

– Что это за ответ?

– Тсс, – повторил Чиун.

– Ты не можешь этого сделать.

Чиун не сводил глаз с центрифуги. В нее можно залить любую одноцветную жидкость и получить две разноцветных. А то и три.

В настоящее время – это было ясно любому, кто способен пораскинуть мозгами, – центрифуга простаивала без дела. Она никому не была нужна, в том числе и этому лаборанту. Он здесь всего лишь слуга, а слуги, как известно, с легкостью предают господ.

И, главное – как Римо этого не понимает? – у слуги не могло оказаться влиятельных недругов, способных помешать верной службе Римо и Чиуна императору Смиту. Таким образом, они могли бы пресечь несправедливость, допущенную начальством по отношению к бедному слуге, и получить в благодарность центрифугу.

Что на это возразишь?

– Нельзя предавать традиции Синанджу, – сказал Римо.

Зная, что Римо прав, и одобряя его верность Синанджу, превзошедшую в данный момент его, Чиуна, собственную верность, Чиун согласился выбросить центрифугу из головы. Но не из-за слов Римо.

– Хорошо, – сказал Римо.

– Я забуду про центрифугу, потому что ты все равно не понял бы, что я мог бы ее принять, оставшись при этом верным традиции. К этому ты еще не готов. Ты все еще юный Шива, юный Дестроер, юный полуночный тигр, котенок, многого не знающий.

– Я знаю одно: мы не можем оказывать услуги этому типу, раз у нас есть другое начальство.

– Ничего ты не знаешь, – ответил Чиун. – Но ты оказал мне помощь. Теперь в моем любовном романе будет рассказано о наставнике, который отдал все, что имел, своему ученику, а тот пожалел для него хлебной корки.

– А вы, ребята, и вправду из министерства сельского хозяйства? – спросил лаборант. – Ведь это всего-навсего центрифуга, вы вполне могли бы купить такую же.

– Я отсылаю все деньги домой, на прокорм голодающей деревни, – ответил Чиун.

– Ваше дело, – сказал лаборант.

– Вас совсем не печалят мои трудности? – удивился Чиун.

– С меня хватает собственных.

Чиуна так рассердило, что достойная личность, подобная ему, вынуждена страдать, не вызывая в других сострадания, что сказав: «Тогда получайте еще одну», он ткнул грубияна ниже пояса, отчего тот, заработав грыжу, покатился по полу.

– Я считал, что он нам пригодится, – сказал Римо. – Теперь от него не будет никакого проку. Он угодит в больницу. А мы бы могли кое-чего от него добиться. Нужный человек!

– Мне вовсе не кажется странным, – ответил Чиун, – что ты так печешься о своих нуждах, когда потребности другого остаются неудовлетворенными. Как это на тебя похоже!

Лаборант поджал ноги и громко стонал, хватаясь за пах. На шум вбежали охранники.

– Упал, – сказал им Римо.

Видя, что человек на полу корчится от невыносимой боли, охранники подозрительно покосились на Римо и Чиуна.

– Ушибся, – объяснил Чиун.

– Он, он... – пролепетал лаборант, но не смог закончить фразы из-за боли и физической невозможности ткнуть пальцем в своего обидчика.

Чиун, ставший жертвой бесчувственности этого человека, отвернулся. Никто на свете не заставил бы его проявить терпимость к подобному поведению.

– Уже двое, папочка, – произнес Римо. – Хватит.

– Должен ли я заключить из твоих слов, что охранник при входе не был непочтителен, а это порочное животное – бесчувственным?

– Эй, вы! Что произошло? – спросил охранник.

Дабы не вовлекать в беседу охранников, Римо заговорил на своем корявом корейском. Он сказал Чиуну, что последняя ниточка, связывающая женщину, поиском которой они заняты, и эту лабораторию, еще не оборвана.