Нельсон Демилль - В никуда

Помню, наш вертолет пошел вниз, чтобы коснуться земли и тут же взмыть вверх. Я стоял на посадочной лыже, готовый прыгнуть, и в это время товарищ прижался губами мне к уху и, перекрывая грохот разрывов, крикнул:

– Ну что, Бреннер, вперед?

Мы оба рассмеялись, признавая то, о чем думал каждый до наступления. И в этот момент породнились со всеми воинами мира, которые во все времена ждали сигнала к атаке – рога, трубы, свистка, красной сигнальной ракеты или чего-то другого, что означало "Вперед!".

Вперед! Ты больше не человеческое существо. У тебя нет ни матери, ни жены; тебе не о ком больше заботиться, кроме товарища подле тебя. Вперед! Ты давно грезил этой минутой – страх не давал тебе уснуть и кошмар пробуждал ото сна. И вот это стало реальностью. Вперед! И это пришло.

Я смахнул липкий пот со лба и вытер о брюки ладони.

А потом была долина Ашау.

Когда кажется, что погрузился в самые глубины страха, дошел до отрезка тоннеля, где стенам некуда сужаться и невозможно сгущаться тьме, когда нет больше сил бояться, вот тогда в закоулке тоннеля, где только и смеешься над смертью, внезапно обнаруживаешь тайную комнату величайшего ужаса – потому что внутри этой комнаты один только ты.

Я встал, оставил на столе несколько долларов и пошел через мост в Цитадель.

Следующие несколько часов я с путеводителем в руке осматривал достопримечательности, делал снимки, нанимал велорикш и такси, шел вперед и тут же возвращался обратно – в общем, портил кровь тем, кто, возможно, за мной следил.

Накануне люди допоздна встречали Новый год, и теперь мало кто собрался пройтись по туристическим местам. У меня возникло предчувствие, что связному придется дожидаться двух часов, чтобы затеряться в толпе.

Пока гуляли одни белые, так что я совсем не выделялся. И большинство утренних страдальцев ходили группами. Но постепенно стали выбираться из домов и вьетнамцы. Стены Цитадели простирались более чем на два километра с каждой стороны, и почти все люди находились внутри.

В половине двенадцатого я вышел из крепости через ворота, которые вели к спуску к реке, и пошел по набережной на юг. Здесь было людно и среди гуляющих сновали десятки велорикш и громогласно предлагали свои услуги:

– Эй, вело! Эй, вело!

Велорикши в Сайгоне и Нячанге казались осколком проигравшей в войне стороны. Победители сидели в иммиграционной полиции. Это была одна из тех войн, когда побежденные приспособились немного лучше, чем победители. Надежду я замечал только в глазах детей, да и то не всегда.

Я следовал дальше вдоль реки и подошел к воротам напротив флаговой башни, где мы были со Сьюзан вчера. Сегодня они оказались открыты для публики. Я снова вступил в Цитадель и мимо щелкающих аппаратами туристов перешел красивый мост. Теперь я находился в императорском чертоге, который некогда предназначался только для правителя и его двора. Дворец императора тоже был открыт, и я вошел в массивное строение. Первый зал был отделан черным и красным лакированным деревом и украшен множеством золоченых изображений драконов и демонов с сияющими глазами – обстановка, ничуть не способствующая облегчению похмелья.

Я сразу прошел внутрь, и предо мной оказался Зал мандаринов – номер 32 по моему путеводителю – еще одно орнаментированное строение. Справка в моей книжонке гласила, что после боев 68-го года он был восстановлен из пепла и теперь выглядел и по-новому, и по-старинному, словно павильон в "Диснейленде". Я щелкнул затвором фотоаппарата.

Без пятнадцати двенадцать я еще не представлял, где должен встретиться со своим связным. Зал мандаринов, как и все окружающие строения, казался огромным, имел внутреннюю и внешнюю стороны, но Конуэй не уточнял, где состоится контакт, хотя логично было предположить, что на случай дождя – внутри, даже если сегодня не было никакого дождя.

Я прошелся по периметру здания и окончательно убедился, что не привел за собой "хвоста". Не верьте телесериалам – нельзя три часа следить за человеком так, чтобы он не заметил.

Если теперь я засеку наблюдение, это скорее всего мой связной. Я твердо знал, что опасность не во мне: я научился уходить от "хвоста" не хуже, чем муж от ревнивой жены. Истинная опасность заключалась в том, что мой связной может быть на примете всех отделов министерства национальной безопасности. Обычно на таких встречах объявляется любитель из местных, которого нанял какой-нибудь придурок из Вашингтона, и тащит на хвосте пятнадцать человек, причем половина из них с видеокамерами.

Слава Богу, мне не должны передавать ничего компрометирующего вроде коробки с документами с грифом "Совершенно секретно".

Ко мне никто не приближался, но оставалось еще пять минут, и я вошел в ворота, которые вели в Запретный Красный город – святую святых императорского чертога. Цари любили уединение, и, как говорила Сьюзан, только правитель, его наложницы и евнухи допускались в это место. Другими словами, весь этот выгородок был сделан только для двух яиц. Вот бы мне такой.

К сожалению, здесь мало что осталось – ни императоров, ни евнухов, ни, что печальнее всего, наложниц. Только пустые пространства и низкие фундаменты, на которых некогда стояли строения. Только восстановленная императорская библиотека возвышалась среди руин – по путеводителю номер 23, вторая точка встречи в 14 часов.

В Красном городе было несколько иностранцев, и среди них супружеская пара среднего возраста – как я определил по акценту, из Штатов. Какой ужас, говорила женщина, что американская военщина превратила в руины это сокровище архитектуры. Муж с ней соглашался:

– Мы везде сеем смерть и разрушение, где бы ни появились.

Он явно имел в виду не себя – ведь они, где бы ни появлялись, сеяли одну только глупость. В качестве еще одного прикрытия я предложил сфотографировать их вместе на фоне руин. Они обрадовались и дали мне свой до идиотизма сложный аппарат, который клинило чаще, чем вашингтонское метро.

– А вы знаете, – спросил я их, наводя на резкость, – что коммунисты напали на этот прекрасный город во время перемирия – самую священную для буддистов ночь? Улыбнитесь. Знаете, что они уничтожили больше трех тысяч жителей Хюэ? Расстреляли, отрубили головы, закопали заживо? Улыбнитесь.

Супруги почему-то не улыбнулись, но я понял, что этот снимок они запомнят. Поэтому сделал два кадра – второй, когда мужчина уже шел ко мне и протягивал руку, чтобы отобрать фотоаппарат.

Он не сказал ни слова благодарности, и они с женой удалились – не такие высокомерные, как минутой раньше, но явно не обрадованные полученной информацией. Эй, а ведь надо узнавать новое, когда путешествуешь по чужой стране. Вот как я.