Робин Кук - Кома

Дверь лифта открылась на операционном этаже, и Беллоуз быстро направился к главному посту оперблока. Регистратор за столом занимался подготовкой расписания операций на завтра.

– В какой операционной я оперирую? Больной Баррон, геморрой.

Регистратор поднял глаза на спрашивающего, а потом углубился в расписание операций.

– Вы доктор Беллоуз?

– Именно.

– Хорошо, ваше участие в операции отменено.

– Отменено? Кем? – Беллоуз был поставлен в тупик.

– Доктором Чендлером. И он оставил вам сообщение, чтобы вы зашли в его кабинет, когда появитесь.

Было очень странно, что у него забрали его собственного больного. Конечно, это была прерогатива Джорджа Чендлера, раз уж он был старшим ординатором. Но так случалось чрезвычайно редко. Бывало, что Беллоуза снимали с ассистирования на одной операции, чтобы отправить на другую, или по другим организационным причинам. Но быть снятым с операции его собственного больного, который затем направлялся в Беард-5, – такое было в первый раз.

Беллоуз поблагодарил операционного регистратора, не пытаясь скрыть свое изумление и гнев. Затем повернулся и направился к Джорджу Чендлеру.

Кабинет старшего ординатора представлял собой маленький отгороженный закуток без окон в Беард-2. Именно отсюда исходили все тактические распоряжения, которые регулировали жизнь отделения хирургии день ото дня. Чендлер отвечал за составление всех расписаний работы для всех ординаторов, ночных и недельных дежурств. Он также руководил ежедневным составлением расписания операций, распределяя операционные и персонал с учетом пожеланий хирургов.

Беллоуз постучал в закрытую дверь и вошел после слабого "Войдите!". Джордж Чендлер сидел за своим столом, который почти не оставлял свободного места в крошечном кабинете. Стол был обращен к двери, и Джорджу приходилось протискиваться мимо него, чтобы попасть на свое место. Позади него стоял шкаф с папками. А перед столом стоял единственный деревянный стул. Комнатка была голой, единственным украшением стен была доска для информации. Пустая и аккуратная, комната напоминала самого Чендлера.

Старший ординатор был фигурой, успешно карабкающейся по иерархической пирамиде и уже поднявшейся над нижним миром студентов и ординаторов. И являлся как бы офицером связи между верхним миром – миром зрелых оперенных хирургов, получивших сертификаты советов по специальности, и нижним миром. И в качестве такового не принадлежал ни к одному из миров. Это для старшего ординатора было одновременно источником силы и причиной слабости и изоляции. Годы конкуренции оставили на нем свою неизгладимую печать, хотя Чендлер был еще молод по большинству стандартов, ему было тридцать три года. Он не был высок – примерно метр семьдесят два. Его волосы были небрежно расчесаны в современном стиле а-ля Цезарь. Круглое пухлое лицо давало совершенно неверное представление о его легко возбудимом характере. Во многом Чендлер напоминал маленького мальчика, которого слишком много задирали в детстве.

Беллоуз сел на деревянный стул напротив Чендлера. Разговор начался не сразу. Чендлер разглядывал карандаш в своих руках. Его локти покоились на подлокотниках кресла. Так он откинулся, когда, услышав стук Беллоуза, прервал свою работу.

– Извини, что снял тебя с операции, Марк, – начал Чендлер, не поднимая глаз.

– Я смогу выжить без этого геморроя, – ответил Беллоуз, придерживаясь нейтрального тона.

Опять возникла пауза. Чендлер придвинул свое кресло и посмотрел прямо на Беллоуза. Беллоуз подумал, что Чендлер вполне сгодился бы на роль Наполеона в какой-нибудь пьеске.

– Марк, я предполагаю, ты очень серьезно относишься к хирургии здесь, в Мемориале.

– Я думаю, это справедливое предположение.

– Отзывы о тебе благоприятные. Я уже несколько раз слышал твое имя в связи с возможным назначением старшим ординатором. Поэтому я и хотел поговорить с тобой. Мне недавно позвонил Гаррис, он был совершенно вне себя. Он еле мог говорить. По-видимому, один из твоих студентов поднимает шум вокруг этих случаев комы, и это заставляет Гарриса лезть на стенку. Сейчас я не знаю, что и подумать, но он предполагает, что ты можешь стоять за спиной этого студента и помогать ему.

– Ей.

– Хм, ей. Я не вижу разницы.

– Ну, разница может быть. Так получилось, что она умеет очень хорошо сопоставлять факты. Что же до моей роли во всем этом, то это большой жирный ноль! Во всяком случае, я все время старался отговорить ее заниматься этим делом.

– Я не собираюсь препираться с тобой, Марк. Все, что мне бы хотелось, это предупредить тебя о последствиях ситуации. Мне бы не хотелось, чтобы ты подвергал риску свои шансы на старшинство из-за возни какого-то студента.

Марк посмотрел на Чендлера и поинтересовался про себя, что бы тот сказал, если бы узнал, что Беллоуз собирается встретиться со Сьюзен сегодня вечером.

– Я не знаю, сказал ли Гаррис что-нибудь Старку об этом, Марк, и я могу уверить тебя, что ничего не скажу, если это все не выльется в ситуацию, когда мне придется защищать уже самого себя. Я хочу повторить, что Гаррис очень зол, и тебе лучше повлиять на своего студента и сказать ему...

– Ей!

– Ладно, ей, чтобы она поискала себе что-нибудь интересное в другом месте. В конце концов, здесь уже есть десять человек, которые занимаются этой проблемой. В действительности, большинство народа в отделении Гарриса ничем другим и не занимается, кроме этой анестезиологической катастрофы.

– Я попробую сказать ей еще раз, но это не так просто, как может показаться. Это довольно умная девушка, с очень продуктивным воображением, – Беллоуз подумал, почему он принялся расписывать воображение Сьюзен. – Она занялась этим делом, потому что первые два пациента, с которыми ей довелось столкнуться, оказались жертвами комы.

– Ладно, я тебя предупредил. Все, что она сделает, отразится на тебе, особенно если обнаружится, что ты ей хоть как-нибудь помогаешь. Но это только один повод, по которому я хотел поговорить с тобой. Есть и другая проблема, может, еще серьезнее. Скажи мне, Марк, какой у тебя номер личного шкафчика в ординаторской?

– Восьмой.

– А триста тридцать восьмой?

– Это было временно. Я использовал его примерно одну неделю, пока мой восьмой не освободился.

– А почему ты не остался в триста тридцать восьмом?

– Я думаю, он принадлежит кому-нибудь другому, и я использовал его, пока у меня не появился свой собственный.

– Ты знаешь шифр у триста тридцать восьмого шкафчика?

– Может, если напрягусь, то вспомню. Почему ты спрашиваешь?

– Доктор Коули обнаружил нечто очень странное. Он заявил, что триста тридцать восьмой шкафчик волшебным образом открылся, когда он переодевался, и там обнаружилась чертова прорва лекарств. Мы проверили это, оказалось – правда. Там все лекарства, которые ты можешь представить, и даже наркотики. А в списке владельцев шкафчиков я нашел твою фамилию против триста тридцать восьмого, а не восьмого.